Моя борьба. Книга пятая. Надежды. Карл Уве Кнаусгор

выполнить ряд письменных заданий и проделать анализ текста. Причем речь тут не про историю литературы, произнес до сих пор молчавший Юн Фоссе, тексты, которые мы будем разбирать и обсуждать, современные, то есть относятся к модернизму или постмодернизму.

      Эйстейн Лённ, еще один незнакомый автор.

      Я поднял руку.

      – Да? – спросил Ховланн.

      – Вы знаете, кто будет у нас приглашенным лектором?

      – Да, но пока мы еще не всех утвердили. Но, по крайней мере, Ян Хьерстад и Хьяртан Флёгстад точно будут.

      – Отлично! – сказал я.

      – А женщин не будет? – спросила Эльсе Карин.

      – Будут, разумеется, – ответил Ховланн.

      – Может, пора рассказать друг другу о себе? – предложил Саген. – Как вас зовут, сколько вам лет и в каком жанре работаете, ну, приблизительно.

      Начала Эльсе Карин – рассказывала она подробно и при этом переводила взгляд с одного слушателя на другого. Ей тридцать восемь, она уже опубликовала два романа, но писательству не училась, она надеется, что этот год позволит ей продвинуться вперед. У Бьорг, так звали блеклую женщину с живыми глазами, тоже имелся изданный роман. Остальные еще не печатались.

      Когда подошла моя очередь, я сказал, как меня зовут, что мне девятнадцать, что пишу прозу, нечто между Гамсуном и Буковски, а сейчас работаю над романом.

      – Петра, двадцать четыре, проза, – сказала Петра.

      Нам выдали программу курса, потом Саген принес стопку книг, подарок нам от издательства, одну книгу из двух на выбор, либо «Клады кладбищ» Тура Ульвена, либо «Удаляясь» Мерете Моркен Андерсен. Ни о ком из них я не слыхал, но выбрал Ульвена, потому что мне понравилась фамилия: Волк.

* * *

      Мои однокурсники одновременно покинули кабинет, и я, шагая вверх по склону за Верфью, догнал Петру.

      – Как тебе? – спросил я.

      – Что именно?

      – Курсы.

      Она пожала плечами.

      – Преподы самовлюбленные и от важности лопаются. Но, возможно, они нас хоть чему-то научат.

      – Разве они самовлюбленные? – не согласился я.

      Она фыркнула, откинув назад волосы, провела по ним рукой, посмотрела на меня, и на губах у нее заиграла улыбочка.

      – Ты видел, сколько на Ховланне цацек? Цепочка, перстни и даже браслет. Ну чисто сутенер!

      С ответом я не нашелся, хоть мне и показалось, что она судит чересчур строго.

      – А Фоссе так дергался, что у него даже посмотреть на нас смелости не хватило.

      – Они же писатели, – сказал я.

      – И что? Это их как-то оправдывает? Они просто сидят и пишут.

      Теперь нас нагнал и Хьетиль.

      – А меня сперва не приняли, – сказал он, – меня включили в лист ожидания, и в самый последний момент кто-то отказался.

      – Повезло тебе, – бросила ему Петра.

      – Да я особо не переживал, я все равно тут живу, мне главное было поступить.

      Он говорил на бергенском диалекте. У Петры был выговор