Общество забытых поэтов. Роман в драме. Сурен Галстян

если б я сюда с сыном твоим ходил, говоря: «Смотри, малыш, отец здесь твой. Да, не написал он так много, чтобы славу обрести, но слава его есть в Божьем чертоге, ещё среди его братьев по духу, и в тебе, малыш, слава его. Будешь славою отца гордиться?». И скажет он: «Да, дядя, буду!». (Со слезами на глазах, напрягаясь, чтобы голос не дрожал.) Но нет, не бывать тому. Вот я сейчас тебя корю, но ещё одно я понял: весь укор мой не к тебе, мой брат, направлен – это твой укор ко мне; к тому, кто ещё может что-то сделать. Теперь любовь начну я уважать и, может быть, (как знать?) по сердцу я найду подругу, которой я скажу: «То в Вышнем суждено совете: ты – души моей супруга!». Но обещаю ещё я кое-что. Выплакав все глаза, страдал я очень долго и теперь страдаю; понял, что ещё одного брата потерять буду я не в силах; потому дам тебе обещание. (Шёпотом, нагнувшись ближе.) После тебя, мой милый, очередь моя; никого вперёд не пропущу, место почётное рядом со светлою душой первый я займу. (Целует надгробный камень, громко.) Мой брат, теперь я начертал тебе надгробный мадригал. (Уходит.)

      Сцена XI

      Гостиная. Поэты сидят, пьют кофе, Лоренцо и Вильгельм играют в нарды.

      Лоренцо. Нам бы с тобой почаще играть: так хотя бы есть какой-то азарт, а то с Графом всё всегда ясно. (Лоренцо замечает, что Генрих хмурый.) Что стряслось? Твоё лицо горче, чем кофе.

      Генрих. Да Яши давно нет, хотя я знаю, где он: у милого Бенедикта. Ты, Виля, его эгоистом называешь, а он, меж тем, часто брата навещает – вот и нам всем укор.

      Вильгельм. Я это замечаю и ценю, но не значит, что на остальные его поступки и слова, которые противоречат морали, я не буду обращать внимания.

      Лоренцо. Гера, ты просто сейчас беспокоишься из-за Яши, поэтому и осаждаешь Вилю, но слова твои истинны. Не бойся, все мы знаем Якопо: скоро придёт к нам, осознав свою ошибку.

      Вильгельм. Я тоже так считаю, в его разуме не сомневаюсь.

      Генрих. Да, прав Лори. Извини, Виль, что напал на тебя. Я боюсь, как бы прошлогодний случай не повторился…

      Вильгельм. Я тоже того боюсь, поэтому я и стараюсь изгнать из него беса: так могу его спасти.

      Лоренцо. Не повторится! Бог не даст тому произойти: Он ангела вновь к нему пошлёт, если надо будет!

      Генрих. Если в глазах Господа он не будет потерян, но я о нём всегда молюсь.

      Вильгельм. Как и все мы. (Слышат, как кто-то вошёл в дом.) А вот и он идёт. (Входит Август.)

      Август. Всех приветствую, родные, дорогие, милые мои!

      Вильгельм. Август, ты?

      Август. А что, мне не рады?

      Генрих. Рады. Как день, милый?

      Август. Чудесный был день!

      Лоренцо. Рады, конечно, но сколько эпитетов! Виля, это что, и есть любовь? Если да, то мне такого многословного счастья не надо, увольте.

      Август. Ты и так не из самых молчаливых, я тоже твою Любовь пока не готов слушать: мне уши и нервы жалко. (Служанке.) Кофе,