Общество забытых поэтов. Роман в драме. Сурен Галстян

Пусть Любовь сделает нашего брата лишь лучше, хотя изменения я в нём уже вижу, но быть их должно больше, ведь взаимны его чувства. (Пьют.)

      Лоренцо. Любви искренней, как у Августа, желаю вам, братья мои, да и себе. (Пьют.)

      Якопо. Сможете вы терпеть её в нашем доме? Тяжёлое испытание для нас.

      Лоренцо. Нисколько не тяжело, ведь если Август, мой брат, увидел в ней достойное себя создание, то думаю, в ней что-то есть; а значит, будет, о чём с ней поговорить.

      Генрих. Согласен.

      Вильгельм. Якопо, никто не будет её «терпеть», следи за словами, мы её радушно примем и станем ей добрыми друзьями. Тебе то ясно? (На миг установилась тишина.)

      Якопо. Не понимаю, откуда в тебе из-за неё такая щепетильность?

      Вильгельм. Не столько из-за неё, сколько из-за Августа, ведь он мой брат, и твой тоже.

      Якопо. Августа я люблю и уважаю, в этом меня не упрекнуть!

      Вильгельм. Как же твои Любовь и уважение на него распространяются, а на связанное с ним и важное для него – нет?

      Якопо. Не понимаю, в чём неправ. Объясни.

      Вильгельм. Объяснять нечего. Ты слышал слова Лори?! Сравни со своими! В нём я тоже вижу много самолюбия. Что греха таить: и в своём глазу вижу я это бревно; но в тебе оно переходит всякие границы!

      Якопо. Хорошо. (Допивает свой бокал и швыряет его в стену, тот разбивается; берёт полную бутылку у слуги и молча уходит. Генрих и Лоренцо хотят пойти за ним.)

      Вильгельм. Не надо, сидите. (Слуга убирает разбитый бокал.)

      Лоренцо. Виль, не слишком ли это было жёстко с твоей стороны?

      Вильгельм. Я что-то сказал неправильное или своими словами я желал, по-твоему, обидеть его?

      Лоренцо. Нет.

      Генрих. Может, всё ж пойти за ним?

      Вильгельм. Пусть идёт, обидится, но зато запомнит. Он мне небезразличен, поэтому я так с ним говорил. Мне надо, чтобы он начал понимать, что за одну его наглость не будут его помнить, хоть и харизмой он очень преисполнен; но всё хорошо, друзья, что в меру. Я вижу в нём светлую душу, но он её тщательно старается скрыть. Так хорошо получается, что даже от себя её скрывает и про неё он часто забывает; так и погибнуть она может. Душа есть самое важное в человеке. Он очень талантлив, но, если душа в нём будет мертва, зачем талант?! Человек может не быть Поэтом, но Поэт обязан быть человеком. Кто ж Поэт без души? Сосуд для Сатаны и всех его бесов. Я такой судьбы для брата не хочу. Может, вы хотите? (Молчание.)

      Генрих. Прости, Виль, не можем мы быть строгими, как ты.

      Лоренцо. Видим, что это тебе самому также нелегко даётся, но ты, как родитель, иногда строг должен быть к ребёнку, чтобы воспитать в нём человека.

      Генрих. И справляешься ты со своим долгом.

      Вильгельм. Надеюсь. (Продолжают обедать.)

      Сцена X

      Долина Братских Земель. Входит Якопо.

      Якопо. Где ты, брат? Извини, давно я не был здесь: найти не могу, хотя, может, оттого, что пьян и темно. Вот и ты, душа моя. (Подходит к надгробному камню.) Привет. (Садится перед ним.)