Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни. Джим Батчер

это я, – кивнула Молли. – Иногда Леа. Она как ребенок, дорвавшийся до игрушек, когда выпадает ее черед. Я тоже создаю себе имя. Что-то такое, чего будут бояться. Я не могу делать то, что делали вы, Гарри. – Ее покрасневшие голубые глаза вдруг вспыхнули опасным, смертоносным огнем, и она стукнула по столу кулаком, подавшись ближе ко мне. – Но одно я могу. Я могу их убивать. Могу сделать так, чтобы эти отморозки меня боялись.

      Она смотрела на меня, тяжело дыша. Потом медленно обвела взглядом помещение.

      Все взгляды до одного были обращены на Молли. Официантка застыла с широко раскрытыми глазами, прижав к уху мобильник.

      Несколько мгновений Молли молча смотрела на них.

      – Господи! – произнесла она наконец. – Да у вас, люди, все в порядке. Вы даже не заметите, если кто из них подберется к вам вплотную, чтобы вырвать из черепа все мысли до одной.

      Она встала и забрала со стола свой камертон, оставив вместо него кучку мятых купюр. Потом ткнула пальцем в официантку:

      – Положите телефон. А то чаевых не получите.

      Телефон выпал у той из рук и с грохотом шмякнулся на пол.

      – Видите? – Молли оглянулась в моем направлении. – Вот это я и делаю. И неплохо получается.

      Я сидел оглушенный, не в состоянии придумать ничего, чем мог бы помочь или хотя бы утешить Молли.

      Я смотрел вслед своей сумасшедшей ученице, выходившей из безмолвного ресторана в морозную ночь.

Глава 24

      Я брел по темным улицам, размышляя. Или, по крайней мере, пытаясь размышлять.

      При жизни, когда мне нужно было что-нибудь обдумать, я обычно шел прогуляться. Хорошо, когда тело испытывает здоровую физическую усталость: всякие умственные проблемы кажутся куда менее значимыми. Тела я, правда, лишился, но все равно не знал способа лучше, чтобы справиться с нараставшими, как снежный ком, проблемами.

      Поэтому я шел, бесшумный и невидимый, и, опустив голову, лихорадочно размышлял.

      Один-единственный факт жег меня, слепил мне глаза с яркостью огня, обжигавшего всех, кто меня окружал.

      Под занавес, в самый важный момент я все профукал.

      Я вырос сиротой – об отце у меня остались только обрывочные, неясные воспоминания. Мое детство вышло таким… никому не пожелаешь. По жизни мне попадались не лучшие люди. Худшим из всех стал Джастин. Настоящее чудовище.

      Когда мне исполнилось шестнадцать или семнадцать, а боль от его предательства еще не прошла, когда я не сомневался, что ничего похожего на дом, друзей и семью у меня никогда не будет, я дал себе обещание: ни за что не позволю своему ребенку расти так, как довелось мне – по разным домам и семьям, легкой, беззащитной жертвой, без уверенности в себе и в завтрашнем дне.

      Никогда. Ни за что.

      Когда Сьюзен попросила меня помочь ей спасти Мэгги, я не колебался ни секунды. Эта девочка – моя дочь, и то, что я не знал о ней прежде, что никогда ее не видел, не меняло ровным счетом ничего. Она была плоть от плоти моей, кровь от крови, и она нуждалась в моей помощи. Ради этого можно и умереть.

      Конец фильма.

      Возможно,