Золото Каралона. Александр Цуканов

предлагает Аркадий с заискивающей интонацией.

      – Не пойду!

      – Но куртку-то хоть примерь…

      – Нет, не буду.

      Отводит глаза от яркой куртки-трехцветки, брошенной на спинку стула. Бурчит дерзко:

      – Шел бы ты!..

      – Как смеешь мне, отцу?!

      – Где ты был раньше! Где! Теперь я сам зарабатываю…

      Аркадий голову вскинул, повернулся к Анне, а она молчит. Встал напротив сына, который, на полголовы выше. Худой, шея цыплячья, но смотрит с наглым вызовом.

      – Зря ты так! – говорит Аркадий от двери негромко, но внятно. – Пожалеешь вскоре.

      Слепо тыкается в калитку, толкает в обратную сторону. Когда распахнул, то заспешил от дома не улицей, а глухим переулком.

      Два года назад Анна сказала: «Всё, Аркаша, последних разов не будет!» А он не поверил ей, решил – перемелется, деньги на стол и всё образуется. Бросил ненавистную работу на фабрике и вместе со старателем из Рязани, снова уехал в Якутию, оправдывая себя тем, что деньги почти на исходе… Думал на сезон, а вышло два и, снова кругом виноват. В тот давний приезд Аркадий ощущал себя королем в уфимской Нижегородке, куда прикатил от вокзала на такси.

      Он сразу уцепил глазами домик в два окна с оторванной ставней, скособоченные ворота, даже выпавшие кирпичи у трубы на верхней разделке углядел. Эх, тудыт-растудыт! ободрил себя возгласом с матерком.

      Стучит в дверь, она отворяется изнутри. Аркадий входит в дом – свой не свой, но и не чужой, как ему представляется.

      Так вот, значит, прибыл… Здравствуй, сын!

      Опасался, еще как опасался… Но аж зазвенело в ушах.

      Отец! Ты надолго?..

      Погоди, хоть разденусь… Я теперь насовсем. Хватит. Мы теперь заживем

      во-о! Аркадий выбрасывает вверх большой палец

      А мы тебя так ждали в прошлом году! Потом мать говорит: Все! На крыльцо не пущу… Но ты не бойся, это она сгоряча.

      С деньгами вышла промашка, не удалось в прошлом году приехать. Ты, Ваня, чайку поставь. С дороги ведь я…

      Оглядывается.

      – Сезон этот провальный, но тысчонка-другая имеются.

      Телик нужно купить! Еще бы кровать новую. А лучше диван.

      Купим, Ваня! Купим. Мы теперь заживем.

      Это заварка, что ли? удивляется Аркадий. Смотри. Полпачки высыпаем. Кипяточку. Кусочек сахару и на плиту подпарить, но не дать кипнуть. Ты же колымчанин! Колбаски, сыру к чаю давай… Нет, говоришь? Придется тушенку открыть. Якутская. Высший класс. Доставай луковицу, устроим быструю жареху. А уж балыки, икорку на вечер оставим, как Анна придет.

      Ваня крутится волчком, старается угодить большерукому лысеющему мужику, которого отвык называть отцом.

      – Что это у тебя с рукой?

      – Обморозил зимой по пьяни. Перчатку потерял.

      – Эх, ядрена вошь! Лук у вас, прямо глаза выест. На-ка, Ванюша, дорежь, я покурить выйду.

      Аркадий Цукан снегом обтирает лицо. Закуривает, не может успокоиться: обрубок мизинца на маленькой ладошке, как гвоздь, сидит в нем.

      – Эх, дал промашку.

      Анна Малявина сидит за столом усталая,