Золото Каралона. Александр Цуканов

дело долгое, хлопотное. Она уже двенадцать лет отсидела. Может быть проще списать в расход, заактировать. Доктор бздиловат, но уговорить можно… Документы Алониной выдать от другой умершей и пусть инженер везет ее, куда хочет. Взялся перебирать папки с личными делами осужденных, сверял фотографии, чтобы найти подходящую, как в личном деле Алониной.

      Зимнояха, год 1938.

      Алонин с Ипатием намыли на ручье Удачливом за месяц почти три килограмма золотоносного шлиха. Продукты еще оставались, можно бы мыть золото дальше, но Алонину не терпелось увидеться с Дороти. В дорогу завялили про запас окуней, хариусов.

      – Мясом на тропе разживемся, успокаивает Ипатий.

      – Может, останешься?

      – Нет, Мироныч. Я тебя сзади прикрою. Видел я этого «кума» – стервец. Держи ухо востро.

      Погода благоволила. Только на перевале, когда стали спускаться с отрогов Станового хребта, обхлестало холодным дождем. Часть пути проделали на плоту по стремительной Нюкже, которая течет на юго-запад.

      20 июля 1938 года Алонин постучался в домик старшего инспектора. Козинец обрадовался, как старому знакомому. Тут же распечатал бутылку водки. Выпил сам, заставил выпить Алонина. И стал объяснять, что ситуация сложная. «Врагов народа» запретили выпускать на поселение.

      – Но ты же обещал.

      – Да. Но у нее пятьдесят восьмая. Я не знал. Хренотень. Выход один. Я ее отпущу, но с чужими документами. И вези, куда хочешь. А мне делиться с врачом, с начальником… Так что придется прибавить.

      Алонин по привычке купеческой, стал торговаться. Сговорились на трех фунтах золота. Место назначили у моста через реку в нижней части поселка. «Один на один и чтоб никого больше!»

      На следующий день Ипатий заранее окопался в кустах рядом с мостом, опасаясь подлости. Но Козинец в одного привел Дороти. Усадил на землю. Алонин торопливо вышел навстречу. Передал холщовый мешок с золотом.

      – А документы?

      – Документы отдам завтра. Надо проверить, может ты фуфло сунул. Забирай бабу.

      Дороти напряглась. Она смотрела на бородатого загорелого мужчину и не могла ничего понять. Голос показался знакомым и не больше того. Ходили разговоры, что осужденных иногда, продают в рабство за деньги, но это происходило с молодыми крестьянками, осужденными по уголовным статьям…

      – Дора, Дора! Это я – Алексей! Посмотри – это наш Петр…

      Он достал заветную фотографию, сделанную в Сан-Франциско. Дороти смотрела непонимающе и вдруг обмякла. Алонин кинулся к речушке, зачерпнул фуражкой воды, побрызгал на лицо, обтер ладошкой.

      Ипатий вышел из засады. Надо уходить, пока нет охранников.

      – Козинец отдаст документы только завтра.

      – Вот сучара! Бери на руки и уходи. Я пойду сзади.

      Дом, где они остановились, стоял над рекой слева от старой дороги, проложенной в десятом году на средства золотопромышленников. Этих стариков Ипатий знал с той давней поры, когда ходил искать золото на Гилюй. И даже в семнадцатом, когда открыли месторождение на Зимнояхе, останавливался у них переночевать. Они брали умеренно за постой, топили баню, варили картошку,