Осенние сны. Николай Варнава

умер, спилась совсем. Сейчас выписывают. Я просто знаю их психологию. Мне плохо – значит, сделаю, чтобы было еще хуже. Значит, будет пить. Нет, родных никого. Хоронить мне придется. Ну что поделаешь. Не в первый раз. Я, когда мама умерла, два дня из машины не выходила. Зарабатывала на похороны. Все. Мне дальше нельзя. Пожалуйста. Пройдете до перекрестка и направо. Там спросите. И вы себя. У меня все уже там. Там и встретимся. Да нет, ничего. Я привыкла.

      Перепись

      Женщина была такая красивая, что я сразу подумал – ошибка. Но все быстро выяснилось. Она сама первая поздоровалась, назвала цель своего визита – перепись – и вошла. Она отказалась раздеться, только сняла туфли, и вопросительно посмотрела на меня. Я пригласил ее в спальню, усадил на кровать, а сам устроился на ковре у стены напротив и, пока она раскладывала на коленях, обтянутых черным полупрозрачным капроном, какие-то бумаги, хорошо успел ее рассмотреть: молодая, вряд ли больше двадцати трех, но выглядит старше. Чем-то она напоминала мою третью жену, которая ушла, потому что я курил в постели. Четвертая не простила пристрастия к алкоголю, а пятой надоели мои бесконечные поиски работы. Почему ушла шестая, я до сих пор не знаю, может быть, чтобы не нарушать заведенный порядок смены женщин в этом доме, а может, я ей просто надоел.

      Теперь я могу сколько угодно курить в кровати, копить на кухне батареи пивных бутылок, горлышки которых красиво, как снарядные наконечники, отсвечивают в утреннем солнце, не работать месяцами – черная кошка прощает мне все, в том числе, и редкие визиты женщин. Ну, не везет мне с бабами.

      Может, дом какой-то не такой, думал я, разглядывая кавалерийскую лаву на холсте над головой женщины: впереди, на лихом коне, распластав по ветру крылья бурки, держа на отлете дамасскую шашку, мчался красный командир. Сильных они любят, думал я, машинально отвечая на стандартные вопросы анкеты: тридцать девять, русский, первая… Наконец, она подняла на меня свои серьезные глаза и спросила:

      – У вас есть оружие?

      – Да, конечно… Пишите: автомат Калашникова, сорок седьмой, Тульский Токарев сорок третьего, трехлинейная винтовка, без затвора, просто семейная реликвия. Это надо?

      – Нет.

      – Тогда все. Мне вообще нравится старое оружие – простое, надежное, без всех этих…

      – В вашем доме есть боеприпасы?

      – Тысяча патронов семь шестьдесят два и девять обойм к пистолету.

      – Это все?

      – Да, а Вас… – Но она, быстро складывая на коленях свои бумаги, равнодушно перебила:

      – Если у вас еще появится оружие, сообщите по этому телефону.

      – Это домашний? – спросил я разглядывая маленькую зеленую карточку с красной звездой.

      – Рабочий, Отдел обычных вооружений, с восьми до семнадцати. Распишитесь.

      Вот так всегда, думал я, отводя глаза от командира, который насмешливо смотрел со стены –