Доживем до понедельника. Ключ без права передачи. Наталья Долинина

а потом из него выйдет Юрий Никулин… И получится, что я душил будущее нашего искусства.

* * *

      Светлана Михайловна была в учительской одна. Напевая мелодию какого-то вальса, она стояла, покачиваясь в такт и прикасаясь к лицу подаренными цветами.

      Потом она поискала взглядом вазу. Вазы не было. Заглянула в шкаф: есть!

      Но – как это понять? – оттуда торчит бумажка со словами:

      Тут покоится счастье 9-го «В».

      Счастье?

      Что за фокусы? Сочинения где?!

      Она нашла три двойных листка: две работы о Базарове, одна о Катерине. А остальные?!!

      Светлана Михайловна попыталась рассмотреть, что там, в этой вазе, но не поняла. Тогда она перевернула ее над столом.

      Хлопья пепла, жженой бумаги высыпались и разлетелись по учительской. Светлана Михайловна, роняя свои хризантемы – одни на стол, другие на пол, ошеломленно провела рукой по лбу и оставила на нем черный след копоти… Заметалась, сняла зачем-то телефонную трубку… Потом поняла: глупо. Не набирать же 01!

      Она нагнулась и подняла свернутый трубочкой листок бумаги, прежде она этого не заметила. Там какой-то текст, по ходу чтения которого лицо Светланы Михайловны выражало обиду, гнев, смятение и снова обиду, доходящую до слез, до детского бессилия…

* * *

      Урок истории шел своим чередом.

      Теперь у доски был Костя Батищев. Этот отвечал уверенно, спокойно:

      – Вместо решительных действий Шмидт посылал телеграммы Николаю Второму, требовал от него демократических свобод. Власти успели опомниться, стянули в Севастополь войска, и крейсер «Очаков» был обстрелян и подожжен. Шмидта казнили. Он пострадал от своей политической наивности и близорукости.

      – Бедный Шмидт! – с горькой усмешкой произнес Мельников. – Если б он мог предвидеть этот посмертный строгий выговор…

      – Что, неправильно? – удивился Костя.

      Мельников не ответил, в проходе между рядами пошел к последней парте, к Наташе. И вслух пожаловался ей:

      – То и дело слышу: «Герцен не сумел…», «Витте просчитался…», «Жорес не учел…», «Толстой недопонял…» Словно в истории орудовала компания двоечников…

      И уже другим тоном спросил у класса:

      – Кто может возразить, добавить?

      Панически зашелестели страницы учебника. Костя улыбался – то ли уверен был, что ни возразить, ни добавить нечего, то ли делал хорошую мину при плохой игре.

      – В учебнике о нем всего пятнадцать строчек, – заметил он вежливо.

      – В твоем возрасте люди читают и другие книжки! – ответил учитель.

      – Другие? Пожалуйста! – не дрогнул, а, наоборот, расцвел Костя. – «Золотой теленок», например. Там Остап Бендер и его кунаки работали под сыновей лейтенанта Шмидта, – рассказать?

      Классу стало весело, Мельникову – нет.

      – В другой раз, – отложил он. – Ну кто же все-таки добавит?

      Генка поднял было руку, но спохватился, взглянул на Риту и руку опустил: пожалуй, она истолкует это как соперничество…

      – Пятнадцать строчек, – повторил Мельников Костины слова. –