Дорогой друг. Перевод Елены Айзенштейн. Ги де Мопассан

сказал, что мне наплевать. Я пришел только за моим жалованьем. Я теперь редактор «Французской жизни» с жалованьем в пятьсот франков в месяц. Плюс еще плата за строку. Я даже дебютировал этим утром.

      Однако он пообещал себе продлить удовольствие, но не мог сопротивляться желанию бросить все одним махом.

      В остальном эффект был полный. Никто не шевельнулся.

      Тогда Дюруа заявил:

      – Я предупрежу мосье Пертюи и потом вернусь, чтобы попрощаться с вами.

      Он вышел, чтобы найти начальника, который воскликнул, увидев его:

      – А! Вот вы. Вы знаете, что я не желаю…

      Служащий оборвал его на слове:

      – Не дело так орать…

      Мосье Петюи, огромный и красный, как петушиный гребень, задыхался от изумления.

      Дюруа произнес:

      – Мне надоела ваша лавочка. Этим утром я стал журналистом, где мне сделали очень хорошее назначение. Имею честь откланяться.

      Он вышел. Он был отмщен.

      Он пожал руки старым коллегам, которые осмелились немного с ним поговорить, боясь скомпрометировать себя, так как слышали через открытую дверь его разговор с шефом.

      Он оказался на улице с жалованьем в кармане. Он расплатился за вкусный завтрак в хорошем ресторане по умеренной цене, который он знал, потом там, где он ел, снова купил и оставил на столике «Французскую жизнь». Он обошел несколько магазинов, где покупал мелочи, только для того чтобы указать свое имя: Жорж Дюруа. Он добавлял: «Я редактор «Французской жизни».

      Потом он указывал улицу и номер, оговаривая с заботой: «Вы оставьте у консьержа».

      Поскольку у него еще было достаточно времени, он зашел к литографу, делавшему тут же, на глазах прохожих, визитные карточки, и заказал визитных карточек; немедленно он сделал сотню, которые отпечатали его имя в новом качестве.

      Потом он вернулся в газету.

      Форестье принял его громко, как принимают подчиненного:

      – А! вот и ты. Очень хорошо. У меня есть несколько дел для тебя, подожди десять минут. Сначала я закончу мою работу.

      И он продолжил писать начатое.

      С другой стороны большого стола стоял маленький, очень бледный пухлый, очень полный лысый человечек, с белым сияющим черепом, уткнув нос в бумаги (он страдал сильной близорукостью).

      Форестье спросил его:

      – Итак, скажи, Сэн-Потен, во сколько ты будешь брать интервью у наших людей?

      – В четыре часа.

      – Возьми с собой молодого Дюруа, здесь присутствующего, раскроешь ему тайны профессии.

      – Ясно.

      Потом, повернувшись к своему другу, Форестье добавил:

      – Ты принес продолжение про Алжир? Дебют этим утром был очень успешен.

      Дюруа смущенно пробормотал:

      – Нет. Я полагал, что у меня будет время после обеда. Мне нужно было сделать кучу вещей; я не мог…

      Второй в раздражении пожал плечами:

      – Если ты не будешь точен, ты прозеваешь твое будущее. Папаша Вальтер рассчитывал на твою рукопись.