Канатоходцы. Том I. Татьяна Чекасина

народ… – Уводит глаза.

      Опять врёт!

      Из «Волги» не какие-то бандиты вывалились. Нормальная пара. Он двухметровый в тёмном, и она – не короткая, но в коротком меховом пальто. Такие одеяния на вешалке у Пинхасиков.

      Торгаши, богатые. Он заведует складом центрального рынка! Она в буфете пиво не доливает. Но и такая информация не любого толкнёт на ограбление. А вот увидеть на руке, не доливающей, бриллиант… Тот, кто обнаружит эрудицию, и себя обнаружит, уменьшив круг подозреваемых до круга ювелиров, ибо только они определят, увидев на руке, а не под лупой.

      – Выявим, не пропала ли какая-нибудь ювелирная вещь (хотел добавить: огромный бриллиант)?

      – У Хаи, наверное, два-три кольца…

      В тюрьму вруна! От первого капитального обыска пять реестров. Золото – в длинном… Кивает Инне.

      – Так как украдены деньги, я перетряхнула шкатулку.

      – И?..

      – В ней. Кроме тех, которые на маме в этот день. А тёти Хайны… в огне?..

      Думает, родня (и мама) от дыма умерли – интерпретация её отца.

      «…Домашние идиотизмы… На дне рождения конфликту Ани с Надей. Сестра Натана ехидная: детей трое, у Казаринова маленький оклад. Аня не пара Натану. Аня – Наде: “Чтоб твои дети остались сиротами!” Лицо, будто не она. Дневник тайный, а потому в тайнике!»

      …который Кромкин в момент выявляет, поддев длинным ногтем не приклеенную паркетину. Тут маленькая правда: ища на пожаре Аню, этот тип так называл благоверную Фаню Иосифовну.

      «День рождения мамы. Все, кроме Натана, трудившегося в «Домноремонте». Мама хвалит сиреневое платье Ани – пик моды. Инна – пугало. Борька не едет с ней от музыкалки домой одним трамваем; “брат телевышки” (говорят ребята). Надя опять с намёками. Аню с каким-то парнем (Подчёркивает Кромкин) видел Казаринов. У него имя редкое, как и у меня. Я для родных Эрик. А этот Антип Фокич, и родные называют его по фамилии. Идём в погреб. Аня выбирает банки. “Мне гадко: Наде пожелала смерти…” Я говорю: не бери в голову, они тебя травили. “Не рой яму другому”, – говорит она. Такой диалог…»

      Незадолго до рокового дня, когда их и отправят в «яму». Пинхасик Ф.И. – инженер в домоуправлении. Коллеги о ней: «энергичная», «добрая». И, вняв традиции не говорить плохо о мёртвых, там у неё, вроде, врага нет.

      …Папа держит дочку за руку: она впервые в мёртвом доме.

      Вопреки такой опеке, Инна, как гид:

      – Вторая половина – дом для Эрика, для Эразма. Но он ужинал со всеми, а далее игра в лото на деньги: дядя Моня, тётя Хая, Эрик и Борька, который других обыгрывает…

      Порядок удобный не только для них, но и для грабителей. И финал одного дня – не игра в лото… Двери крепкие. На окнах решётки. Борцы с огнём (и с уликами) думали выломать, да дверь отворена. Грабители входят не этим трудным путём. А так, будто от них никакой угрозы тем, кто внутри. Хотя реален и коварный вариант: «Отворите-отоприте, ваша мать…»

      – Гости у них часто?

      – Иногда к Эрику. Могли и к родителям, и прямо к нему, но так – близкие.

      Те, кто на «Волге» двадцать девятого, наверное, не близкие. Они стучали в главную дверь, видную с улицы.

      – Функция этой комнаты?

      – Спальня