Пётр – внук Петра. Исторический роман. Ирина Павлычева

столом, на новом месте, в своих личных покоях во дворце Меншикова и смотрел на Неву. Ему давно пора было приступить к урокам, но никак не получалось взять себя в руки. Прекрасное, весенне—летнее петербургское солнышко нежное, нежаркое щедро изливало свое сияние на реку, набережные, лодки и парусники, словом, не обделяло ничто и никого. Оно зазывно и настойчиво било в окна кабинета, в котором должен был трудиться, но пока лишь размягчено любовался видом царь. Петр страдал, ему страшно хотелось выбежать и хотя бы просто поноситься по берегам, а уж если бы покататься…

      «Вашему Величеству нужно учиться, Вашему Величеству надо все знать!» – мысленно передразнил он светлейшего князя Меншикова, любимца и ближайшего помощника деда и бабушки, да с недавних пор его собственного нареченного тестя.

      «Вестимо, надо, кто спорит! Но когда погода такая! Часто ли в Петербурге…» – думал дальше свою горькую думу двенадцатилетний монарх.

      – Дозволите ль войти, Ваше Величество? – прервал его мысли голос первого воспитателя Андрея Ивановича Остермана.

      – Входи, барон, – не поворачиваясь, будто не отрываясь от занятий, ответил Петр.

      – Прошу простить великодушно, что помешал трудам вашим, – продолжал тот. – Я лишь заглянул осведомиться, не нужна ли в чем моя помощь, нет ли каких пожеланий у Вашего Величества?

      «Пожелания—то у меня есть, но так я тебе и сказал, сейчас начнешь вторить светлейшему „учиться, учиться“!» – мелькнуло в голове у императора, вслух он произнес коротко, как бы не отвлекаясь от дела:

      – Нет, Андрей Иванович.

      – Могу ли я позволить себе посвятить сей день прочим государственным делам?

      – Разумеется, если понадобишься, я всегда могу за тобой послать, работай во славу отечества и не волнуйся обо мне, можешь хоть несколько дней сряду.

      – Благодарю, Ваше Величество, что предоставляете мне такую свободу, но вы – не только моя главнейшая и первейшая, но и самая приятная и любимая обязанность…

      – Если какие—то твои дела тебе невмоготу или не в удовольствие ты скажи мне прямо, барон, я сейчас велю их с тебя снять, – понял воспитателя в русле своих собственных настроений юный царь. «И правда, вечно на него столько наваливают, и в Верховном—то ему Тайном совете сидеть и там, и сям … “ – рассудил он про себя. – Правда, говори, хоть сей момент…

      – Вы бесконечно добры и сострадательны к людям, Ваше Величество, – испугавшись, начал выкручиваться Остерман, которому любая из его должностей была дороже зеницы ока. – Ваши порывы облегчить долю ближнему, говорят об огромном благородстве и доброй христианской душе, но позвольте старику предостеречь вас. Недобросовестные и ленивые люди, кои встречаются иной раз, могу воспользоваться сим вашим блистательным качеством во зло. Что касается меня, то я готов и с радостью буду выполнять дела и обязанности вами на меня возложенные и только