Кумач надорванный. Книга 2. Становление.. Игорь Бойков

он не говорит правды.

      – Всё скрытничаешь, скрытничаешь… – упрекнула она.

      Мать села рядом с ним на кровать.

      – Живёшь-то хоть как? Дикий прямо стал. Сам даже не зайдёшь.

      – Мама, ну ты же знаешь… – нетерпеливо прервал Валерьян. – Д нём ты работаешь. Вечером он дома почти всегда.

      – Что ж теперь, вообще про мать позабыть?

      – Я сам работал. Плюс экзамены сдавал. Вот толькотолько сессия закончилась.

      – Хорошо закрыл?

      – Нормально. Стипендия будет.

      – Слава богу, – у Валентины вырвался вдруг грудной стон. – Жизнь-то прямо кувырком пошла! Цены сумасшедшие… Денег ни на что не хватает… У меня сердце кровью обливается, как подумаю, каково тебе здесь одному!

      Валерьян помолчал, понимая, что не стоит искусственно бодриться.

      – А вам каково?

      – Кое-как держимся. Я как вернусь из магазина, так валерьянку пью. Хорошо ещё в прошлом году почти всё успели со сберкнижки снять. Помнишь, когда ещё Павлов этот, путчист, денежный обмен затеял? А у других прямо прахом всё на глазах идёт. В нищих превращаются.

      Голос матери звучал расстроенно и растерянно, как будто она сама не могла до конца поверить в необратимость происходящего. Содрогаясь от собственных слов, она продолжала:

      – Никитины-то знаешь, как погорели? Юлю видела на днях – так словно не в себе, ходит как привидение. У них, оказывается, четыре с лишним тысячи на сберкнижке было отложено. И вот на тебе – даже не снять! Счета-то все с прошлого года по-прежнему заморожены. Представь, какой это кошмар: горят твои же собственные деньги. Буквально, считай, горят, а ты и сделать ничего не можешь! Дмитрия-то её от расстройства сердечный приступ прямо на работе хватил. На «скорой», говорит, увезли.

      – Дмитрия Борисовича? – удивился Валерьян. – Он же крепкий всегда был.

      – Так и я о том. Не болел никогда ничем, на водку не налегал. А тут бах – приступ. Вот жизнь пошла! Людей прямо до гроба доводит.

      Надолго мысль Валерьяна на покладистом, склонном поддакивать во всём жене работнике горкомзема Никитине не задержалась.

      – У меня тоже товарищ в больницу недавно слёг. С инфарктом, – сумрачно поведал он.

      – У тебя? – Валентина, опешив, воззрилась на сына. – А сколько ж ему лет?

      – Лет ему прилично. Но мы товарищи. Близкие, – кратко пояснил Валерьян. – И не из-за денег сердце у него болело.

      Мать глядела на него настороженно и пытливо:

      – Ой, Лерик, что за жизнь у тебя – н е пойму…

      Валерьян встал, вышел на кухню, вскипятил чайник.

      – Давай лучше чаю попьём, – предложил он.

      Чай был пустым, без сахара. Валерьян, стеснённый в средствах, забросил покупать сладости.

      – Так расскажи, как ты всё-таки живёшь? – мать повернула разговор к прежнему. – Правда: как о тебе подумаю, так прямо дрожь пробирает. Ведь что зарплата твоя, что стипендия – это ж теперь совсем гроши.

      – Гроши, – признал Валерьян. – Но у нас столовая хорошая есть при заводе. В ней всё по-прежнему дёшево. В неё со