Русь Чёрная – 1. Темноводье. Василий Николаевич Кленин

хана, говорят, тыщи. Ентими тыщами Шамшакан ихней уже Никанскую землю почти под руку взял. А та Никанская земля – это сорок городов, а людей тамо тьма. Ну, как таких объясачить?

      – Ну, хорошо. Почему посол тут на дощаниках валяется, а не к хану на поклон идет?

      – Война ж, – поник Онуфрий. – До богдойцев по Шунгал-реке дойти можно, но тамо дючеры живут. Они богдойцев родичи. В лицо нам низко кланяются, а спину покажешь – стрелу враз засадят. Не пройдет тамо посольство. Только с войском…

      – Вот войну с богдойцами прекратить и надо! – стукнул дворянин кулаком по столу. – Передать их хану, что русский царь-батюшка могуч, что держава его велика. Что желает он мира и торговли. Ясно?!

      – Ясно, – спокойно ответил Чечигин. Он, кажись, уже принял судьбу.

      – Тогда соберешь воев надежных пяток – и двинешь на Шунгал-реку. Грамоты нужные и дары хану я тебе дам.

      Зиновьев повернулся к своим писчикам, отдавая распоряжения.

      – Тренька, возьмешь с собой Протаса, – жарко зашептал Чечигину Кузнец. – Он лучшей всех тропы тайные находит… Только с чертьми теми не рискуй – жарко станет, сразу на Амур возвращайтесь…

      Третьяк ответить не успел – Зиновьев уже уставился на шептунов из-под нахмуренных бровей.

      – Что еще?

      – Не гневись, Дмитрий Иванович… Но дозволь узнать: а что с Хабаровым?

      Глава 4

      Год 162. Приказной человек

      – Об тате этом печешься?! – Зиновьев тут же разозлился пуще прежнего. – На Москву свезу вора-Ярофейку! Там его дьяки мудрые судить будут. Со мной поедут Поляков с Москвитиным, чтобы живым словом челобитную подтвердить. А еще толмачей и аманатов заберу… Кстати, начеркай мне имена их, дабы не забыть.

      – Всех? – тихо уточнил приказной.

      – Всех-всех… И мужиков, и баб! Ведаю я, – дворянин на миг по-волчьи оскалился. – Местные тоже на Москве дознавателям свое расскажут. А что люди не расскажут, то бумаги поведают. Мои писчики уже заглянули в ясачную книгу – ой, много тамо интересного! Так что и книгу возьму, и прочие записки Ярофейкины. Всё, что он при себе в торбах да мешках держал, на вас наживаясь. Ну, и рухлядь ясачную уж захвачу: коли я ужо тут и на Москву еду. Собрали-то ясак?

      – В низовьях только, – отрешенно ответил Кузнец. – До верхнего Амура в сём годе еще не добирались.

      Зиновьев забирал всё. Выгребал подчистую, благо, повод был отличный: Ярофейку-вора изобличил. Значит, хватай всё, что плохо лежит! А что из того до Москвы доедет – одному Богу известно.

      «Вотт радости у поляковцев, – не без злорадства подумал Онуфрий. – Наказали лихоимца Хабарова. Ну, теперя нате – получите благодетеля из Москвы…».

      – Онофрейка! – Зиновьев возвысил голос; видать, Кузнец так ушел в думы свои тяжкие, что не услышал дворянина. – Ступай, говорю! С памятями ознакомься с усидчивостью. Да то, что велел – утром сполни!

      Поклонившись в пояс (пусть гад еще одной костью подавится!) Кузнец махнул головой Чечигину и вышел на свет Божий. Света, правда, не было: