Русь Чёрная – 1. Темноводье. Василий Николаевич Кленин

прямо к Амуру. А плавал Дурной зело быстро – это Кузнец знал. Правда, с самого берега не поплывешь. Пока толмач до глубины доберется, темные воды амурские будут ему ноги хватать да опутывать.

      – Бегом! Хватай, пока не утек!

      И ведь почти удалось. Дурной уже по пояс вошел, уже занырнул. Но тут какой-то продравший зенки мужик с дощаника, еще не понимая, что происходит, увидел, как все за одним гонятся – и прямо с борта плюхнулся на спину толмачу. Завязалась драка в воде, и Сашка даже одолевать начал. Но тут остальные набежали, скрутили беглеца и потащили к приказному.

      – Где, Чалганка, паскуда? – тихо прошипел Кузнец.

      Измордованный в короткой стычке Дурной вдруг неожиданно гордо поднял голову, улыбнулся и ответил, глупо шлепая распухшими губехами:

      – Уже далеко, атаман… Не найдете.

      – Сорок плетей ему! – рявкнул приказной. – И после каждого десятка спрашивайте, куда бабу дел.

      Отвернулся, но, опомятуясь, быстро крикнул вдогон:

      – Да подальше его уволоките! Не надобно нам, чтоб зиновьевские то видели, да вопросы задавать начали.

      Порку Дурнова утаить, конечно, не удалось. Узнавая про то, все охочие и служивые бросали дела и шли на место правёжа. Еще бы: такая веселуха всех ждет! И купченыш не подвел: уже после третьего удара принялся орать, аки баба, которую насильничают в места срамные. Повеселил казачество, нечего сказать! Правда, окромя веселья, толку от порки не было.

      – Ну, что сказал-то?

      – Ничего, Онуфрий Степанович… Только ревел и отпустить молил.

      – Повязать, гниду. Посадите в пороховую – уж оттуда-то никто не убегёт.

      А потом Кузнецу не до этого стало. Зиновьеву передали аманатов да местных толмачей без Чалганки – и всё вроде обошлось. Даже к лучшему: уж эта полонянка такого бы наговорила на Хабарова! А так утекла – и, словно, не было ее. Сам же Зиновьев спешно собирался уходить с Амура. Оно и понятно: это здесь еще почти летнее тепло стоит. А на верхнем Амуре уже поди настоящие сибирские холода. А ведь пришлым еще по Урке подниматься, еще дощаники по Тугирскому волоку тащить. Так и до снегов можно застрять, прежде чем в Лену выберутся.

      Зиновьев познакомил Кузнеца с есаулами, которых решил оставить на Амуре. И выяснилось, что командовать годовщиками Онуфрий может только через оных. Сам же отдавать новым людям приказы не в праве. И менять есаулов – тоже. Всё меньше и меньше нравилось приказному это пополнение. Будто не в помощь его оставили, а для слежения.

      Но всё равно с новыми есаулами – Трофимкой да Симанкой – Кузнец вел себя по-доброму. Хабаровской дружине он нарочно не говорил, но для себя тогда поставил еще одну задачу: крепко подружиться с годовщиками. Потому ни на хабаровцев, ни на поляковцев у него особой надежи не было. Васька Панфилов да Петриловский поди решили, что новый приказной им одним служить будет… Но Онуфрия то не устраивало. Надобно либо с есаулами задружиться, либо самих годовщиков подмять. В обвод.

      Красно-расписные планы, однако ж, пришлось закинуть в кубышку дальнюю, ибо эти самые годовщики подкинули