Афганский тюльпан. Иван Панкратов

друга – и примерно на столько же отодвинул возможность научиться играть хотя бы «так же, как Эдик».

      Каждый взял свою гитару. Ученик машинально пытался копировать позы и движения наставника, размял пальцы и внимательно посмотрел на Эдика.

      – «Кузнечик» играется на первой струне, – услышал он. – Вот так.

      И Эдик, ловко перебирая пальцами, извлёк из инструмента нужные звуки. Филатов заметил, что у друга были длинные, не слишком ровные и грязные ногти – но цеплять ими струны было очень удобно, даже медиатор не требовался.

      – Повторишь?

      Миша не смог. Он даже половины не запомнил.

      Наставник медленно стал показывать, ученик копировал. Через несколько прижатий струны он почувствовал, что подушечка среднего пальца, которым он давил, сильно заныла и потребовала отдыха. Помахал в воздухе рукой, давая ей передышку.

      – Болит? – усмехнулся Эдик. – У меня первые два месяца так болело! Я пока аккорды брать учился, аж до крови всё стирал. Честно. Вот смотри!

      Он протянул к нему руки ладонями вверх. Во взгляде читалось: «Ты потрогай!» Филатов потрогал кончики его пальцев, потом для сравнения своих. Прикусил губу то ли от зависти, то ли от безысходности.

      – До крови! – повторил Эдик. – Надо, чтобы мозоли там получились. И тогда не больно.

      За следующие пять минут Миша изучил последовательность ладов, в которой надо было прижимать струну для получения правильных звуков. Эдик – тут надо отдать ему должное – очень терпеливо ждал, пока у него хотя бы с шестого или седьмого раза не получится что-то похожее.

      – Совсем как… Как огур… Огуречик, – шептал он текст детской песенки. – Зелёненький… Он был… Был… Ну вот же!

      У Филатова действительно получилось. Он отпустил гриф и замахал в воздухе левой рукой, которая устала так, словно он таскал ею гантели. Средний палец жутко ныл; он боялся на него посмотреть, потому что был уверен, что там всё «до крови», как обещал Эдик.

      – Есть будете? – услышал он мамин голос и с плохо скрываемой радостью в голосе ответил: «Да». Перерыв означал как минимум паузу в обучении, а как максимум – и вообще его конец на сегодня. Но Эдика так легко было не купить.

      – Елена Владимировна, я сейчас ему ещё покажу немного, а то для первого раза мы, считайте, вообще ничего не сделали.

      Что-то было такое во взгляде сына, что мама отрезала:

      – Нет уж. Хватит на сегодня. Марш за стол. А потом ещё уроки делать.

      Ученик сделал вид, что разочарован материнским распоряжением, отставил гитару, вздохнул, опустил голову и пошёл на кухню. Следом за ним двинулся Эдик. Сидя за столом, Миша незаметно массировал большим пальцем подушечку среднего и ощущал болезненное вдавление от струны. Крови там, конечно, никакой не было, но увидеть её в будущем во время таких занятий он желанием не горел.

      Эдик приходил потом ещё два раза. Показал пару переборов, один бой. Вместе они нарисовали несколько аккордов в тетрадку,