Афганский тюльпан. Иван Панкратов

меня зовут, – наконец выдавила она.

      – А по батюшке?

      – Петровна.

      – Людмила Петровна, я сейчас изучу историю болезни вашего отца, посмотрю анализы и приму решение. Судя по всему, ничего угрожающего жизни в данный момент не происходит…

      Оставив её наедине со своим недовольством, он ушёл в ординаторскую, включил там свет. На пустом столе две папки: одна огромная, с вываливающимися наружу историями болезни, вторая тонкая, с листами назначений; на диване подушка, книга и поверх неё – забытые очки в толстой оправе. Захотелось лечь, взять в руки чтиво и отключиться от всего происходящего хотя бы минут на десять.

      Выбрав из папок документацию по Крыгину, хирург сел на давно продавленные пружины, ненадолго прикрыл глаза, потом вздохнул и сосредоточился на чтении.

      Сразу выяснилось, что не всё в порядке по онкологическому анамнезу. Пара старых потрёпанных выписок из онкодиспансера сообщили Филатову, что пациент устал от химиотерапии и прекратил её. Не так уж и давно, но судя по общей картине, это не пошло ему на пользу.

      – Эх, Людмила Петровна, – вздохнул врач. – Нечего мне тебе сказать в утешение.

      Свернув историю в трубочку для многозначительности и постукивая получившимся снарядом по бедру, он вышел в коридор и услышал сумбурный монолог Людмилы. Она хотела дать отцу воды и одновременно справиться о его самочувствии, тот же неразборчиво бурчал в ответ. Михаил отвёл им минуту на разговоры, после чего зашёл в палату.

      За время его отсутствия кое-что изменилось. Постель Людмилы оказалась заправлена, пакет с памперсами переложен на подоконник. Растрёпанные волосы женщина собрала в тугой хвост и стала казаться ещё более худой и замученной, но глаза остались прежними – она была готова ринуться в очередную атаку, требуя спасения того, кто сам отказался от лечения.

      – Людмила Петровна, мы могли бы с вами выйти? – после небольшой паузы произнёс Филатов. Дочь посмотрела на махнувшего рукой и отвернувшегося отца, одёрнула халат и последовала за хирургом в коридор.

      – Людмила Петровна, поскольку я не являюсь лечащим врачом вашего отца, то не очень представляю себе, насколько он и вы информированы о его заболевании.

      Она молчала.

      – С вами разговаривали о диагнозах? О планах и перспективах?

      Короткий кивок.

      – В каком объёме?

      – Мне дали понять, что его состояние крайне тяжёлое, – выдавила она. – Что он может… Он может…

      – Умереть, – договорил за неё Михаил.

      – Да. Но ведь этого не случится.

      – Случится, – не меняя интонации, возразил он. – Я вам скажу больше. Процесс уже идёт. У вашего отца слишком тяжёлые заболевания – и все вместе они практически не оставляют ему никаких шансов.

      – Нет, – она продолжала отрицать бесспорное для хирурга и совершенно неочевидное для неё самой. – Ногу ампутировали. Это должно было помочь. Почему всё опять так плохо?

      – Всё