Афганский тюльпан. Иван Панкратов

держащих крышу, и подёргивал ногой в такт музыке с глубокомысленным лицом, пытаясь делать вид, что знает слова.

      Девочки из их отряда стояли в кругу и двигались как умели. Спустя много лет Филатов понимал, что называть это топтание на месте танцем можно было лишь с большой натяжкой, но сами девочки себе в этот момент очень нравились. Они смотрели друг на друга, встряхивали волосами, мило улыбались, делали необычные шаги на месте, клали руки на талию, потом взмахивали ими… Мальчишки, которые были постарше и посмелее, танцевали поодаль и делали это так, словно уворачивались от пуль. Грации в них было по минимуму, они просто повторяли однообразные движения и бросали косые взгляды на девчонок – не смотрят ли на кого-нибудь из них?

      Он видел всё это со стороны. И перестрелку глазами, и попытку начинающих подражать тем, у кого были продвинутые движения и попадание в такт музыке, что удавалось далеко не каждому. Его чувство ритма плакало навзрыд, видя, как многие пацаны (и не только они) совсем не совпадали с его притопыванием ногой.

      – Блин, ну вы чего, – бурчал он. – Раз, два, три, четыре…

      Где-то в голове у него рождались интересные шаги, которыми бы он хотел отметиться на дощатом полу веранды. Ему казалось, что стоит лишь начать – и всё пойдёт само. Вот он выходит, ставит ноги, вот так делает руками, потом поворот, движение навстречу…

      Девочкой, к которой он хотел бы подойти, конечно же, была Марина из их отряда. Выше его на полголовы, стройная, с длинными волосами, собранными то в косу ниже плеч, то в хвост почти до пояса. На дискотеку она всегда приходила в коричневой жилетке поверх белой футболки, в таких же коричневых бриджах и кроссовках с зелёными полосками, и очень красиво двигалась, руки летали в такт музыке. Каждый шаг был точным, изящным и именно таким, как если бы Миша знал в то время слово «эротичный». Она никогда никому не мешала, но при этом танцевала широко – девочки машинально расступались, словно уважали это её право на прекрасный танец и отдавали своё место на веранде для него.

      Музыку ставили самую разную. ABBA, Ottawan, внезапная «Я московский озорной гуляка», а следом вожатые могли воткнуть «Девочка сегодня в баре». Но больше, конечно, было итальянцев. Он не знал их по именам, но в каждой песне было хоть одно запоминающееся слово, и его можно было петь и делать вид, что мелодия тебе как родная. Этим он и занимался, глядя на Марину, которая была одинакова хорошо и под «Феличиту», и под «Мани-мани-мани», и под «Все бегут» Леонтьева.

      Тогда ещё не было откровенного презрения к отечественной музыке – мол, да что они хорошего могут написать, лучше вот это послушай! Очень неплохо звучали София Ротару и Кузьмин несмотря на то, что где-то на кассетах дожидался очереди Modern Talking. Едва начинали звучать первые аккорды той самой «Ёмахо-ёмасо», как сидеть оставались только Миша и ещё парочка закомплексованных чудаков-ботаников. Всех словно ветром сдувало,