Репрессированный ещё до зачатия. Анатолий Никифорович Санжаровский

што на цар бил…

      Сандро помолчал и убеждённо закончил свою речь, воздев в торжестве указательный палец:

      – Табак силней на царя!

      С минуту простояв в такой монументальной позе, Сандро твёрдо, основательно пронёс белый нож туда-сюда в непосредственной близи моего носа, медленно, злобно пуская слова сквозь редкие и жёлтые от курения зубы:

      – Нэт, дорогой мой, поэтому ти «Ракэт» нэ получишь. «Ракэт» я отпускаю толко лебедям… Двойешникам. У ных ум нэту, на ных паршиви «Ракэт» не жалко. На тбе паршиви «Ракэт» жалко. Ти отлишник. У тбе чисты ум. Ти настояшши син Капказа! Син Капказа кури толко «Казбеги»!

      Я считал, что я вселенское горе горькое своих родителей. А выходит, я «сын Кавказа» и должен курить только «Казбек»! Чёрт возьми, нужен мне этот «Казбек», как зайцу махорка!

      Да выше Сандро не прыгнешь. И вместо целой пачки наидешевейшей, наизлейшей «Ракеты» он брезгливо подал мне единственную папиросину из казбекского замеса.

      Чтобы никто из стоявших за мной не видел, я обиженно толкнул папиросу в пазуху и дал козла. Быстрей ракеты домой. Только шишки веют.

      Папироса размялась. Я склеил её слюной. Бухнулся на колени, воткнул голову в печку и чумово задымил. С минуты на минуту нагрянет маманя с водой из криницы в каштановом яру. Надо успеть выкурить!

      Едва отпустил я последнюю затяжку – бледная мама вскакивает с полным по края ведром.

      – А я вся выпужалась у смерть… Дывлюсь, дым из нашой трубы. Я налётом и чесани. Заливать!

      Она обмякло усмехнулась.

      С нарочитой серьёзностью спросила:

      – Ты тута, парубоче, не горишь?

      Я сосредоточенно оглядел себя со всех сторон.

      Дёрнул плечом:

      – Да вроде пока нет…

      Мамушка смешанно вслух подумала:

      – Откуда дыму взяться? Печка ж не топится…

      И только тут она замечает, что я стою перед печкой на коленях.

      – А ты, – недоумевает, – чего печке кланяешься?

      – Да-а, – выворачиваюсь, – я тоже засёк дымок… Вотушки смотрю…

      Мама нахмурилась. Подозрительно понюхала воздух.

      – А что это от тебя, як от табашного цапа, несёт? – выстрожилась она.

      – Так я, кажется, не розы собираю, а козлят пасу…

      Еле отмазался.

      Так как же дальше?

      Переходить на подножный корм? Подбирать топтаные басики?[7] Грубо и пошло. Не по чину для «сина Капказа». Покупать? А на какие шиши?

      А впрочем…

      Я не какой-нибудь там лодырит. Не кручу собакам хвосты, не сбиваю баклуши. В лето хожу за козлятами. За своими, за соседскими. Соседи кой-какую монетку отстёгивают за то матери. Могу я часть своего заработка пустить на поддержание собственного мужского достоинства?

      «Ракетой» я б ещё с грехом пополам подпёр своё шаткое мужское достоинство, будь оно неладно. И зачем только раскопал его во мне преподобный Василёчек? А на «Казбек» я не вытяну. Да и как тянуть? Из кого тянуть? Нас у матери трое.

7

Топтаный басик – окурок, подобранный с земли.