Репрессированный ещё до зачатия. Анатолий Никифорович Санжаровский

Мама качнёт за плечо. Ты вскочишь и быстрей раздеваться на бегу к койке. А она горько улыбается:

      – Не, сыно, тоби треба зовсим у другу сторону, – и показывает на дверь: за окном уже разлило свет дня. – Надо собиратысь у школу.

      Школа для нас была всегда большим праздником.

      И вовсе не потому, что там нам что-то клали в голову. Вовсе по другой причине. В школе мы могли за полдня хоть малёхонько отдышаться от домашней каторги.

      И даже вздремнёшь когда на уроке – всё отдохновение!

      Пастушонок

      Сижу я на уроке.

      А голос учителя забивают жалобные плачи коз и козлят.

      Я был самый младший в семье. Братики Гриша и Митя жалели меня, доверяли самое лёгкое – пасти козлят и коз.

      И я пас лет с четырёх и до окончания начальных классов.

      После я делал всякую работу, что и они.

      А пока я отвечал только за козье пропитание. Покуда я прохлаждался в школе, козки мои в плаче голодно покрикивали под крючком в сарае.

      Всё звали меня.

      Мы жили на пятом районе совхоза «Насакиральский».

      А школа была в центре.

      Туда четыре километра я шёл.

      А назад уже бежал. Нигде не задерживался.

      Добросовестный был я пастушок.

      До самой ночи бродишь с табунком по кручам-оврагам, пока не раздуются мои рогатики как бочки. Идут назад, еле ноги переставляют. Ох-ох, ох-ох… Тяжело-о…

      А у самой дороги зеленел чайный участок тёти Насти Сербиной, маминой товарки.

      Как-то раз тётя Настя горестно посмотрела из-под зелёного пука чаинок в кулаке и говорит мне:

      – Что ж у тебя, пастух, козы с пастьбы еле бредут в голодухе? Смотри, бока позападали!

      – Вы не на те бока смотрите! – кричу я чуть не плача. – Вы что?.. Не знаете, что у коз один бок всегда немноженько пустой!? С ямочкой! Зато друго-ой!..

      И круто заворачиваю стадушко.

      Гоню назад мимо тёти Насти.

      – Смотрите! Смотрите! Те бока были неправильные! А эти… Вот! Совсем полные-располные бочищи!

      – Теперь вижу. Полные. Гарно напас. Молодэць!

      И я затих в гордости…

      После этого случая стал я стесняться тёти Насти.

      Бывало, во всяк вечер, как гонишь мимо её участка стадо из лесу, угинаешь голову.

      А они с дядей Петей бросят рвать чай и ну нахваливать дуэтом:

      – Молодэць пастушонок! Гарно напас коз… Боки полнюхи…

      А ты со стыда ещё круче утягиваешь голову в плечи.

      «То с одной стороны полные. А на другом боку наверху у всех ямки. Господи! Неужели им лень так наесться, чтоб не было ямок? И всё б горюшко!»

      Однажды разгромный дождь напал на меня с моим рогатым табунком.

      Бежим домой.

      А тётя Настя пережидала беду под придорожной ёлкой.

      Увидала меня. Зовёт:

      – Скорей-но сюда, вихревейка! Я закрою тебя от дождя. Ты ж весь мокрей воды! У тебя ж только, може, ну под мышками и сухо!

      Она встречно распахнула полы большого старого пиджака. И я с разбегу влетел в её тепло, как в жаркую комнату.

      Я