Жених и невеста. Анатолий Никифорович Санжаровский

видала ты эту лихостную небожительку? – опешил от нежданного моего появления отец и спрашивает мамушку: – Ну какую ты кару ей дашь? Га?

      – Отец… Да… Ну… – тише воды, невсклад, что твоя борозда бороздит, еле спихнула я с языка крайние слова. – Отец…

      Я не знала, как и говорить, но говорить надо было.

      Я повторила:

      – Отец…

      И прислушалась к своему голосу.

      Кажется, силы, решимости в голосе набавилось.

      – Отец, я сама себе… кару подобрала… Хотите – верните его… Я пойду… Только не бранитесь… Что ж вы стоите?

      – Она ещё указы будет мне указывать! – без давешней свирепости громыхнул отец, с чего я взяла, что со своим стыдным венчаньем шатнулся он на попятный дворок и что одно пустое самолюбие велит ему вздорным шумом прикрывать отход. – Надо – беги да ворочай сама того увечного копеешника. А мне с им не вступать в закон!

      5

      И крута гора, да забывчива, и лиха беда, да избывчива.

      Года ещё с четыре тужила я одна, как верста в поле.

      Правда, парни не на каждом ли углу распускали передо мной перья. Только давала я всякому скорый отлуп: никого и на дух мне не надо.

      Какой ни подойди – во всяком мерещился прасольщик и всё тут, хоть ты что…

      Времечко отмягчило душеньку мою.

      Подросли и мои деньки красные.

      Вот скажи кто загодя, что поведусь я с Валеркой Соколовым, – я б тому бестолковку[4] оторвала и в глаза бросила б…

      Полюбить можно стороннего кого, рядили у нас в Острянке меж собой девки. А кто ж любит соседа? Ну какой интерес? Всё ж про человека знаешь с той самой поры, как знаешь и себя…

      Валера был ровня мне годами.

      Росли мы друг у дружки на видах. И что в особенность, до последней поры я и голоса его толком не знала: Валера всегда молчал, как кол в плетне.

      Что ни вечер Валера засылал поверх плетня к нам на подворье голодные глаза свои. Ждал-выжидал меня.

      Отец был как-то в добром духе, завидел его и с боевым донесением ко мне:

      – Смотри, явление первое: те же и Валерьян с балалайкой, – и засмеялся, картинно тронул стрелку вислого уса. – Только каким вот будет явление второе?

      – Поживёте – увидите…

      – Это что ж он ищет-то у нас?

      – Зашедшее солнушко.

      – А ты куда сбираешься?

      – Тож искать зашедшее солнце.

      – Ой, девка, смотри-и, как ба я вам все двадцать четыре света не показал в одном окне… Не бывало ещё такого, что и коза сыта, и сено цело. Сама знаешь, не люблю я в кулак шептать. Если что, мигом протру ему гляделки. Я с этим молчуном жив не расстанусь!

      – Напугал коня овсом! Да мы с тобой и подавно не сбираемся расставаться.

      – Ты на что намёк кладéшь? Иль налаживаешься за него?

      – А какая станет ходить впросто так?

      – Ну-у, решай сама. Я теперя в твоём деле сторона.

      – Не думай. Всё сольётся в лад. И комар носа не подденет.

      Вся-то я – птицы ком, лечу к Валере.

      А мамушка не в час и останови:

      – Где

4

Бестолковка – голова.