Закаленные бурей 1. Александр Леонидович Кириллов

провернули очередную махинацию.

      – План был такой. Выбрали двор с собакой без намордника и хозяином, которой булочную держит. Вначале пса раздразнили, он, естественно, огрызался, и я тут же собаке подставил штанину. Она как вцепилась в неё, еле вырвал. Дальше дыру разорвали пошире и пошли к городовому. Страж правопорядка составил акт, по которому владелец собаки должен был заплатить за разорванные штаны. Мы уже четвёртого так переодели!

      – Ну, комбинаторы! С кем я связался…

      – Ха-ха-ха!

      Если в классе всё было более-менее ровно, то на перемене я столкнулся с классовой несправедливостью. Классовой в том смысле, что старшеклассники обижали всех, кто был младше. Мы с приятелями зашли в гимназическую столовку, где на входе я столкнулся с крупным, выращенным на настоящем сливочном масле и парном молоке с копчёными окорочками, бугаем. Парень был высокий и от природы довольно плотный, толстокостный и толстокожий, я бы сказал.

      – Куда прёшь, щегол!

      Я шёл первым, поэтому понял, что обращаются ко мне, но по инерции переспросил: "Это ты мне?"

      – Тебе! Гони за вход двадцать копеек.

      – Это почему?

      – По кочану, баран.

      Он схватил меня за грудки и потряс, отчего я болтался словно Буратино в руках Карабаса Барабаса. Хорошо ещё, что он меня на вбитый в стену гвоздик за шкирку не подвесил, наверное потому, что гвоздя не было.

      – Ты че, лапоть, оглох!?

      – Нет.

      Я пошарил в кармане и нашёл копеек тридцать, достав всё, что было. Естественно, он загрёб себе все деньги.

      – Молодец, щегол, завтра ещё тридцатку принесёшь, а не то!..

      Парни молча стояли, младшие ученики тоже старались быстрее проскочить мимо разборок. Кабан пошёл покупать себе обед, а вслед за ним и мы.

      – Пацаны, это что за кекс?

      – Прохор Усладов из 8-Б, сын купца первой гильдии. Здоровый чёрт.

      – И часто он так трясёт молодняк?

      – По-разному…

      Я вспомнил повести "Очерки бурсы" Николая Помяловского, где он рассказывал о нравах бурсаков, Лермонтова и других военных о нравах в кадетских и юнкерских училищах, свою школу конца 20-го века – так было во все времена и всё зависело от наглости учеников.

      – Лёх, о чем задумался? Ты бери себе еду, а мы скинемся и заплатим.

      – Спасибо, парни. Сейчас подкреплюсь и разберёмся с этим Усладовым.

      Прохор поел и вальяжно вышел из столовки, а я выскочил из-за стола и засеменил следом. На выходе я его нагнал.

      – Эй ты, толстопузый, с тебя рубль за выход.

      Мои товарищи опешили, а Усладов повернулся поглядеть, кто это там пищит.

      – Это ты мне, щегол?

      – Ты ещё и тупой. Не понимаешь, что я сказал?

      – Ах ты, щегол, да я тебя…

      Он протянул ко мне руки, пытаясь схватить, но получил серию ударов по лицу и чёткий апперкот в челюсть. У меня аж рука заболела от такого удара. Парня повело, но он устоял на ногах. Я же напал на него снова, обрабатывая кулаками его фэйс. Он схватил меня, но я, выполнив зацеп его ноги, подсек её, навалившись