Время вороньих песен. Мара Вересень

смахивание, протирание и полировка привела меня в состояние медитативное и почти близкое к тому, что было у меня утром, пусть манжеты и перед платья были в пыли. Переодеться мне есть во что и в ванной тепло. Могу хоть ежечасно плескаться.

      Талмуд с правилами я так и не открыла. Выходить я сегодня не собиралась, а руководство на первое время мне ночью очень доходчиво втолковали. И потом, у меня нашлось чтиво куда интереснее, чем миллион запретов, изложенных экзотическим канцелярским стилем. Это была приходно-расходная книга. Огромная и тяжелая. В тисненой кожаной обложке и фигурной застежкой на боку, больше похожая на гримуар, чем на учетную ведомость. Велась она, судя по датам, с самого основания лавки. Иногда на полях попадались приписки дневникового характера о мужской парнокопытной сути, общей несправедливости бытия и памятки о взятых в долг продуктах. Собственно, я в основном эти приписки и читала, похрустывая древними леденцами. Жестяная банка, чуть проржавевшая по краю, нашлась рядом с книгой. Погремев ею о стол, я разбила склеившийся монолит на десяток плоских кругляшков. На вкусовые качества конфет время не повлияло. Так я и развлекалась, иногда окидывая взором торговый зал, будто и правда ждала покупателей.

      Чемоданы с вещами, перекочевали в комнату за прилавком. Сама потом потихоньку растащу и разложу. Буду с каждым путешествием наверх что-нибудь брать, так и перенесу. Как бы еще внезапные визиты научится переносить и вот такой стук в дверь. Характерный. Ведь совсем не вижу, кто пришел, а точно знаю – калач!

      3.2

      Пешта снял шляпу, стряхнул воду (опять дождь?) и направился прямиком мимо меня к моему креслу. Непередаваемо аристократичным жестом отбросил полы расстегнутого по пути пальто и уселся. И глазами буравит.

      Я подцепила тростью табурет, с которого полки протирала, и со вкусным скрежетом, не особенно торопясь, подволокла его к столу и села напротив, приняв вид, смиренный настолько, что в него только идиот бы поверил. Пешта идиотом не был, но на мой припыленный в процессе уборки вид ему было начхать. Лучше бы уже чихнул, а то нос морщит, но терпит, будто ему чихать при исполнении законодательно запрещено.

      Отодвинул мое чтение, покосился на банку с конфетами.

      – Почему вы? – задала я наиболее цензурный из вертящихся у меня на языке вопросов. – Почему, скажем, не…

      – Маджен Холин?

      Заметил, паразит, мой невольный румянец и авансы в сторону симпатичного некроманта.

      – Думаю, в Управлении полно прочих сотрудников. И, да, почему бы и не маджен Холин. – Имя перекатывалось на языке, как леденец, и я едва удержалась, чтобы не причмокнуть.

      – Маджен Холин временно привлеченный сотрудник, он, к вашему сведению, не большой любитель живых, и у него, помимо прочих талантов, совершенно особенная специализация.

      – Какая?

      – Он кукловод. Некромант, который…

      – Можете не продолжать.

      Кукловодами называли темных, управляющих мертвым воинством.

      Сейчас