Сильнее денег. Джеймс Хедли Чейз

как-то чересчур уж пристально посмотрел на меня.

      – Знаешь, Джефф, – сказал он, смущенно почесывая затылок, – пора нам поговорить с тобой. Мои постоянные посетители не очень-то разбираются в твоих музыкальных способностях. Я не могу платить тебе тридцать долларов в неделю, пора бы тебе взяться за ум и отправиться домой. Все-таки ты ведешь здесь бесполезную жизнь. Одним словом, я больше не могу держать тебя. Приобретаю радиолу-автомат. Ты работаешь последнюю неделю.

      Я широко улыбнулся.

      – Ну что ж, Расти. Договорились. Я знаю, ты хочешь мне добра, но домой я не поеду. Когда ты увидишь меня в следующий раз, я буду ездить в «кадиллаке».

      Потеря тридцати долларов в неделю меня не беспокоила, я не сомневался, что Римма вскоре начнет зарабатывать большие деньги.

      Позвонив Уилли Флойду, я сообщил, что привезу Римму примерно в половине десятого. Он согласился, хотя и без особого энтузиазма. Потом я вернулся в пансион и по пути в свою комнату заглянул к Римме. Она спала.

      Времени до половины десятого оставалось еще много, и я не стал будить девушку. Я прошел к себе, побрился, надел чистую сорочку, потом вынул из шкафа смокинг, почистил его и погладил. Вообще-то смокинг выглядел далеко не блестяще, но другого у меня не было, а о покупке нового я не смел и мечтать.

      Без четверти девять я снова зашел к Римме и разбудил ее.

      – Ну, звезда, вставай. В твоем распоряжении всего полчаса.

      Римма выглядела довольно апатичной, от меня не укрылось, что ей стоило немалых усилий подняться.

      Может, она и в самом деле была голодна. Во всяком случае, я понял, что она не сможет петь в таком состоянии.

      – Вот что. Я пошлю Кэрри за бутербродами, а ты пока одевайся.

      – Как хочешь.

      Равнодушие Риммы обеспокоило меня. Она начала переодеваться, и я ушел. Кэрри я нашел внизу, на крыльце.

      По моей просьбе она сходила в лавку и принесла бутерброд с куриным мясом. С кульком в руках я поднялся в комнату Риммы.

      Девушка уже переоделась и теперь сидела перед засиженным мухами зеркалом. Я положил кулек ей на колени, но она с гримасой его отбросила.

      – Я ничего не хочу!

      – Черт возьми…

      Я схватил Римму за руки, заставил встать и с силой встряхнул ее.

      – Да приди же в себя, слышишь? Ты будешь сегодня петь! Другой такой возможности не представится. Ешь этот проклятый бутерброд – ты же вечно жалуешься на голод! Ешь, говорю!

      Римма вынула из кулька бутерброд и, отщипывая маленькие кусочки, принялась есть, но почти сразу же перестала.

      – Меня стошнит, если я съем еще хоть капельку.

      Бутерброд пришлось доедать мне.

      – Просто противно глядеть на тебя, – заметил я с набитым ртом. – Иногда я вообще жалею, что познакомился с тобой. Ну что ж, пошли. Я обещал Уилли приехать в половине десятого.

      Все еще продолжая жевать, я немножко отступил и оглядел Римму. Бледная как полотно, с синяками под глазами, девушка казалась выходцем с того света. И все же было в ней что-то пикантное и зазывающее.

      Мы спустились по ступенькам и вышли на улицу.

      Вечер выдался душный,