Четыре Евы. Связь поколений. Веера Хелена Рейникайнен

время, потом пристально посмотрела на меня своими широко открытыми голубыми глазами, потом вдруг с большей силой зарыдала и стала причитать:

      – Ой, доченька дорогая, прости свою мать! В тебе больше веры, чем во мне, во сто крат больше! Прости меня, Господи, за маловерие и за страх, который вошёл в меня и помутил мой разум!

      Она подошла к моей кровати, стала меня целовать. Я не понимала, за что она у меня просит прощения. Потом она успокоилась и больше уже не говорила ничего плохого про ту девочку. А я радовалась, что мама успокоилась, но мысленно переживала за девочку и просила Иисуса ей помочь, ведь теперь её ко мне уже не пустят, а ей, наверно, сейчас очень одиноко. Больше мы никогда не виделись.

      Мой лечащий врач был молодым и красивым мужчиной. Когда я увидела его в первый раз, то он мне улыбнулся, и я улыбнулась ему в ответ. Он мне сразу понравился, я решила, что он похож на моего любимого друга Иисуса.

      Обычно он заходил к нам в бокс и спрашивал:

      – Ну, как дела, Верочка? Как себя чувствуешь?

      Я всегда отвечала, что чувствую себя хорошо. А потом меня везли в перевязочную комнату. Комната была большая, там стояло несколько больших ванн, меня раздевали и сажали в ванну, которая была полностью наполнена водой розового цвета, мне сказали, что вода розовая от марганцовки. Там, в этой ванне, отмачивали бинты, которые были на моей руке и моём теле. На теле быстро всё отходило и падало в воду, так как ожог тела был 1–2-й степени. На правой руке ожог был степени 3Б, а ожог главного пальца на этой же руке был 4-й степени (часть этого пальца обуглилась и деформировалась). Целый час или больше уходил на то, чтобы отмочить все мои бинты на этой руке, чтобы они могли потом отвалиться сами. Я сидела и смотрела на всё происходящее, мне было интересно, и не так чувствовалась боль, когда мама, вкладывая всю свою любовь, очень долго и много раз из кувшина поливала мою руку водой из ванны, чтобы всё отмокло без прикосновения рук. С мамой эта процедура всегда длилась дольше, чем, если бы это же делали медсёстры. Когда все бинты были в воде, меня уносили в другую комнату, это была операционная с большими круглыми и яркими лампами над столом. Меня укладывали на стол, подходил мой врач, а потом врач-анестезиолог с рези- новой маской. Когда первый раз меня туда принесли, рядом со мной был мой любимый врач, я смотрела на него с надеждой и думала, что он не может сделать мне больно, ведь у него такие же добрые глаза как у Иисуса.

      Он тогда посмотрел на меня и с любовью сказал:

      – Не бойся! Всё будет хорошо! Сейчас придёт тётенька, даст тебе маску, ты закроешь глазки, подышишь и заснёшь, а потом проснёшься уже у себя в палате, где тебя будет ждать твоя мама.

      Потом он улыбнулся, и добавил:

      – Ты не будешь чувствовать боли, я тебе это обещаю. Я верила каждому его слову и не сомневалась ни в чём. Подошла врач-анестезиолог с маской, я не боялась, но хотела, прежде чем она на меня наденет эту маску, помолиться своему другу Иисусу. Я хотела попросить его, чтобы он был со мной здесь рядом, пока я буду спать, а потом, когда мне сделают перевязку, пусть он сам