За чертой. Александр Можаев

Мишки надорвана спина, поэтому все тяжести приходится поднимать самому. Хорошо хоть Кудин с Жекой пришли помочь.

      – Железяку на пупяку раз-два – взяли! – командует дядька Мишка.

      Ставим на место новый вариатор. Сопим, молча натягиваем ремни.

      – Везёт тебе с дядькой Мишкой, – шепчет Кудин. – Мой Григорьевич за такой косяк позавчора по мне молотком запустил…

      – Попал?..

      – Если б попал, я бы сейчас тебе не пособлял… Мимо просвистел. Потом еле нашли в стерне…

      А вечером, едва смыв с себя мазут, мы бежали на улицу. Собиралась «улица» у двора Людки Зынченко. Там вот уже много лет как ветром свалило огромный тополь. На нём и рассаживались парами. Играли в «Садовника». Каждый выбирал для себя имя цветка. Натаха была ромашкой, Людка – незабудкой, Бармалей – тюльпаном… Были у нас и семицветик, и роза, и сирень, и жасмин… Только мы с Кудином выбрали себе самые отвратительные растения. Я был чертополохом, Кудин – репяхом, но это нисколько не мешало нам.

      – Я садовником родился, не на шутку рассердился, – поочерёдно тыча пальцем в сидящих, декламирует свою считалку Кубане́ц.

      – Буду резать, буду бить, с кем останешься дружить? – Палец Кубанца́ останавливается на Натахе.

      – Ромашка!

      – Ой!

      – Что с тобой?

      – Влюблена.

      – В кого?

      – В чертополоха!

      Я понимаю, Натаха специально выбирает меня, чтобы позлить Кудина. Кудин же в свою очередь, чтоб позлить Натаху и Бармалея, всегда выбирает Людку-незабудку.

      Натаха сидит рядом со мной. От её распущенных волос действительно исходит запах ромашки и чабреца. Я на расстоянии чувствую теплоту её тела. Затаив дыхание, касаюсь плечом её плеча. Собравшись с духом, осторожно, чтоб никто не заметил, кладу свою руку на её тёплую спину, легонько сжимаю пальцы. Натаха не убирает моей руки, напротив, как мне казалось, плотней прижимается ко мне. У меня останавливается дыхание. Но вдруг, совершенно неожиданно для меня, говорит так, чтобы слышали все, и в первую очередь Кудин:

      – Ой, Сань, не бери меня за здесь, не делай мне приятно!

      Как ошпаренный, я отдёргиваю руку и даже отклоняюсь от Натахи.

      «Вот же зараза! – в сердцах думаю я о ней. – Я и дотронуться не успел до «за здесь», а она уже объявила всем…»

      Хорошо ночь и никто не видит, как у меня от стыда покраснели уши. Кудин же от стыда никогда не краснеет. На время, отпустив Людку, он с другой стороны придвигается к Натахе, сгребая её в объятия, крепко прижимает к себе.

      А ты ромашка белая

      Лепесточки нежные…

      – Дай-ка, Натаха, я прикогтюсь «за здесь»! – никого не таясь, говорит он.

      – Ой, Кудин, ты, куда свои лапища-то запустил?.. – слабо сопротивляясь, стонет Натаха.

      – Туда, куда ты Санька не пустила…

      – А кто тебе сказал, что я его не пустила? – вновь подзадоривает его Натаха.

      А утром, чуть свет, не успеешь как следует и заснуть, бригадир Зынченко, которого за глаза все звали Дрыком, хлопает уже своей плетью в ставни.

      – Протягалися