За чертой. Александр Можаев

строго говорит она. – Дай вам волю – вы его насквозь прогрызёте!..

      Конфеты дядьки Сашки-Героя, пеночки и пригарки тётки Полины – самое сладкое, что было в моём детстве.

      Батюшка Никодим

      Познакомил нас всех с отцом Никодимом Носач, когда после долгих лет безбожного запустения тот приехал по-новому освещать и обживать полуразрушенный храм в Нижнем хуторе.

      – Мы с ним как-то нашу речушку переходили, он, чтоб не замочиться, и приподнял рясу, а там в яловые сапоги шаровары с лампасами заправлены, – делился с нами Носач. – Наш батюшка! Плоть от плоти – наш.

      Особое доверие к Никодиму пришло тогда, когда он, по просьбе Носача, пришёл гнать с его сенокоса кротов. Поначалу, когда батюшка, читая какие-то подобающие к этому случаю молитвы и кропя святою водой, обходил сенокос Носача, мы с Жекой наблюдали за этой церемонией с насмешкой.

      – И куда ж они теперь денутся? – смеялись мы.

      – Должно быть, к вам побегут… – виновато вздыхал Никодим. – Хотите, и от вас отвадим?

      Мы в это действо не очень верили, происходящее воспринимали с усмешкой и оттого просчитались. Сенокос Носача был зелен и чист, наши ж луга были до безобразия изрыты кротами.

      Так батюшка Никодим стал прочно входить в нашу жизнь. Он и крестил, и венчал, и отпевал, и казачьи «круги» освящал. К нему бежали за советом по всем житейским вопросам. Там, где Никодим ответить не мог, он умел так повернуть заданный ему вопрос, что вопрошавший сам находил на него ответ.

      Я уж не помню, кто первым прокричал моё имя, когда, возвращая былые традиции, выбирали хуторского атамана. Может, это был Кудин, может, Бармалей, может, дядька Мишка, у которого я когда-то был в штурвальных, а может, все разом, но других кандидатов никто не предложил.

      – Любо! – ревел зал, когда, раскланиваясь перед всеми, я вышел на сцену.

      – Ну-ка, подведите его ко мне! – командует Никодим.

      Жека и Кудин берут меня под руки и ведут к Никодиму.

      – В Господа нашего Иисуса Христа веруешь? – спрашивает тот.

      – Верую, – склонив голову, отвечаю я.

      – Расстегните ему рубаху, – приказывает Никодим. – Щас глянем, что ты за христианин. А то, может, хуторяне, не разобравшись, татарина себе в атаманы выбрали.

      В губах Никодима шевелится едва заметная улыбка.

      – Наш! Наш!.. – не поняв иронии Никодима, кто-то орёт из зала.

      – Я его как облупленного ещё безпортошным помню! – угадываю я голос своего двоюродного дядьки Сашки-Героя, который намекает на то, что знает меня с тех давних пор, когда на мне и штанов ещё не было.

      Рубаха расстёгнута. На груди тускло мерцает позеленевший с наружной стороны медный крестик.

      – Похоже, не ошиблись! – уже широко улыбается Никодим. – Читай присягу!

      – На Христовом Животворящем Кресте, на Священном Писании присягаю: «Служить верно, не щадя головы…»

      Зачитываю текст Присяги, целую Крест, Евангелие и икону.

      – Теперь можете