Призраки Калки. Алексей Павлович Пройдаков

его прежней жизни в Биляре.

      …Вот и знакомая ограда, глухая калитка в ней.

      Попробовал – открыто.

      Отворил.

      Зашёл.

      Широкий двор освещён несколькими факелами. Люди с подносами сновали по двору.

      «У них тут праздник? – шевельнулось смутное подозрение. – Чей праздник и для кого?»

      И вдруг увидел, что навстречу ему выходят три рослых мальчика: Рахим, Керим, Селим. Он их сразу узнал – это его сыновья. А чуть позади них идёт красивая женщина – его жена Айгуль.

      – Аке! – вскрикнули все трое и, не доходя трёх шагов, стали на колени.

      – Дети мои! – вскричал Мустафа и едва не пал без чувств, но его вовремя подхватил Рустам – брат жены.

      – Купец Ахмет предупредил, что ты едешь, – сказал он, плача от радости.

      Плакали все.

      Радовались тоже все.

      Именно о такой встрече мечтал бывший колодник Мустафа долгих пять лет.

      Долгожданная встреча

      В хорошем месте находилась изба Трофима: с одной стороны речка Серебрянка, с другой – многоводная Ока.

      Берега Серебрянки поросли ракитным кустом, крутобережная Ока вся в ивняке, перемежающемся шиповником да малиной.

      Раздолье, да и только! Знали наши пращуры, где поселение ставить.

      А воздух каков!

      Хорошо дышится дома.

      Чуть выше и правее, если глядеть от Серебрянки, несколько яруг[14], а за ними – Засеребрянье – сплошь терема резные да хозяйские дворы, а выше по Оке располагалось ещё до двух десятков изб, примерно таких же, как у Трофима.

      Часть их заброшена, в некоторых копошилась жизнь: визжали ребятишки, тянуло дымком.

      Соседей Трофим не стал проведывать, да и где они, соседи? Знакомых лиц и то не встречалось, а ещё говорят, что Рязань небольшой город.

      Немного дней миновало от возвращения из Дикого поля, ещё меньше со дня встречи с князем Юрием Игоревичем, а бездействие начинало серьёзно томить бывшего половецкого невольника.

      Он часто вспоминал княжеские слова: «Взял бы я тебя к себе в дружину, но у Льва Гаврилыча насчёт тебя – свои соображения».

      «Долго соображает воевода, – думал Трофим, – сильно долго… Да и кто он есть, если рязанский князь сказывает, что у него на твой счёт свои соображения? Кто он таков?»

      Днями он крутился во дворе, чинил погреб – укреплял стойки, латал одрину[15], копался в огороде, но дела хозяйственные были ему неинтересны, вся его рязанская сущность хотела одного: быть полезным отчине. Как и где – неважно, князь и воевода решат.

      Но дни тянулись, благой порыв угасал.

      Основательно всколыхнуло и подняло дух известие, что вернулся Евпатий Коловрат. Вся Рязань у колодцев, на купищах[16], в каждой избе оживлённо обсуждала сию новину, всяк на свой лад приукрашивая.

      Пусть приукрашивают, главное, что Евпатий вживе.

      Трофим свято верил в то, что его судьбина тесно связана с Коловратом-младшим, надеялся, что Евпатий его помнит и поможет

14

Яруга – проходимый овраг.

15

Одрина – хлев.

16

Купище – рынок.