Записки времён последней тирании. Роман. Екатерина Блынская

моя жена, а Агриппина Гай Германиковна?

      – Да уж!

      – Тогда отлезь от маленького Агенобарбика и выйдем! В самом деле.

      Кузя, извиняясь будто, пожала плечами и вышла следом за Дымниковым, уже сжимающего в зубах свою вейпотрубочку.

      – Мдя… – сказал Платон размазывая жирные белила по гладковыбритому лицу. – И что тут скажешь? Что с этого дурака взять, кроме анализов и те под наркозом…

      В прежние времена Кузя была любовницей Дымникова. Они пережили короткий и бурный роман закончившийся абортом, а после Кузя назло прежнему любимому вышла замуж за режиссёра вот этого самого театра. Ей тогда едва ли исполнилось двадцать пять лет. Муж на четверть века был старше.

      Но что-то до сих пор в Кузе играло к этому альфа – самцу всех времён и народов. Может и не играло, но при Дымникове она как- то терялась. Хоть и не всегда.

      Позвонила Цезия Третья. Виву отправили в летний лагерь и теперь Цезия Третья просилась, чтобы Платон хоть на неделю вырвался на море. Решили полететь в Неаполь, и заодно сходить в Помпеи. Почему бы и нет? По теме…

      – Я совсем там свихнусь! – крикнул Платон в телефон.– Ты что, хочешь, чтобы я до премьеры не дожил?

      – Нет! А что? Всё лето консервироваться в Москве?

      – Ну, езжай к сестре в Саратов!

      – Да? Может ещё за ромашками на Марс слетать?

      На том разговор окончился. И после него Цезия Третья всё равно купила билеты в Неаполь.

      В июле, в самую жару, она потащит его смотреть на Везувий и заставит цитировать Плиниев.

      Дверь снова открылась и отвлекла Платона от горьких мыслей. Позади показалась Анжела в накладных волосах чисто золотого цвета и чёрной длинной тунике в пол.

      – Оооо… ну ты вообще… – обернувшись, облизнул внезапно запылавшие губы Платон.

      – Ты тоже ничего… – кокетливо мурлыкнула Анжела.– Твоя режисучка пошла курить со своим слоником Гнеем Домицием. Я вообще, прифигела. Какой ему Гней Домиций? Ему только животастых полканов в « Тайнах следствия» играть.

      – А что ты хотела… Старая любовь не ржавеет.

      – Вот и я говорю.– выдохнула Анжела и кисейным телом, завёрнутым в шёлковую ткань прилипла к Платону.

      Он поцеловал её за ухом и залился краской.

      – Тебя красят годы. Раньше ты была только свеженькой, а сейчас ещё и объём прибавился.

      – Это платье.

      – Как думаешь, Поппея… Когда я умру, меня причислят к лику святых за все мои страдания?

      – Страдания мы сами себе придумываем, чтобы чувствовать себя живыми, Платон…

      Платон покачал головой утвердительно.

      – Это правда. Для того, чтобы это понять не надо быть Достоевским. Смотри, всё у меня есть, а страданий ещё больше, чем было тогда, когда я был и унижен, и оскорблён.

      – Вот и работай над кармой. Живи без « зачем»

      Анжела, в сущности, была очень умной женщиной. И она единственная любила Платона без всяких условий.

      – Если бы я мог, я бы сжёг вас всех… – сказал Платон.

      Но его