Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон. Татьяна Соломатина

его, средства, произволу. Очнулась она, когда её коснулся Иван Ильич.

      – Ладно ты, молодая! Тебе можно и нужно! А я, вишь, старый дурак, по Матрёне сохну! Оно мне надо, бисова баба, мать её итить?! Мне, вона, Матвей Макарыч объяснил всё по Чехову: брак – это пошлость![26] Пошлость, Ася, это вроде дешёвенькой упряжи. Негодная вещь, вот что пошлость.

      Ася только сейчас поняла, что продрогла и что у неё мокрое лицо. Ей стало мучительно жаль Ивана Ильича, она и представить не могла, что он неравнодушен к Матрёне. Разве в его возрасте такое бывает? И в возрасте Матрёны? Ася улыбнулась, представив, что она такая старая и вдруг бы была влюблена. Но тут же, устыдившись своих мыслей, она прислонилась к Ивану Ильичу. Он погладил её по голове, как погладил бы лошадь. Это была самая душевная ласка в арсенале Ивана Ильича.

      – Ну будет, будет мочу из глаз лить. У нас теперь уборные с електричеством, не промахнёшься.

      Ася искренне рассмеялась незамысловатой шутке.

      – Матвей Макарович уже ушёл?

      – А чего ему тут ночи напролёт маяться? Работник он справный. Дело делает – и домой! Он же не бобыль вроде меня. У него жена любимая, у него жизнь живая, а не пошлость. Он счастливый мужик, Матвей-то, хоть завтра умри, хоть сегодня – счастливый, такие сразу в рай, потому что жили непошло! Во! – Иван Ильич, хоть и натурально надрывался сейчас, однако новое ценное слово, подарок Матвея Макаровича, вертел и так и сяк, запоминая, осмысливая.

      – Всё, приканчиваем эту пошлость! Идём по своим фронтам! – махнул рукой Иван Ильич, поцеловал Асю в лоб и слегка неуверенным ходом двинул в сторону конюшни.

      Раздался дверной звонок. Вера, наряженная фривольно – кроме Белозерского она никого не ждала, – отправилась открывать двери. Признаться, и настроение у неё было в самой высокой степени легкомысленное. Александр Николаевич приносил ей радость, и она нисколько не мучилась на сей предмет. Два совершеннолетних человека по обоюдному согласию собираются приступить к одному из самых приятных занятий. Это только пошляки разводят вокруг этого бог весть что.

      Она распахнула двери и… На пороге стоял не совсем Александр Николаевич. Точнее, это был совершенно точно не Александр Николаевич. Это был абсолютно другой мужчина. Сейчас ему без малого шестьдесят, но стройный, крепкий, и, если не считать морщин, он ничуть не изменился. В руках у него был шикарный букет и увесистый пакет, надо полагать, с бутылкой и конфетами.

      Немая сцена.

      Первым заговорил мужчина:

      – Здравствуй, Вера!

      Вера Игнатьевна молчала, не в силах пошевелиться.

      – Этот визит я собирался нанести несколько месяцев назад. Но обстоятельства изменились. Сегодня же они изменились кардинально. А увидев тебя в Царскосельском госпитале… Мог ли я далее откладывать, сама посуди! Поздравь же меня. Сегодня утром я овдовел.

      – Поздно, Дубровский! Я жена князя Верейского! – пролепетала Вера.

      – Ты совсем не изменилась, – усмехнулся визитёр. – Я войду?

      – Я жду гостей.

      Мужчина

26

Именно так сказал Чехов и… женился на актрисе.