Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон. Татьяна Соломатина

клиники по праву принадлежит создателю содержимого. Человеку, без чьего доброго ума, щедрого сердца и талантливых рук нам не представилось бы счастливого случая обновить упаковку.

      Респектабельный с поясным поклоном подал ножницы тому, кто был похож на университетского преподавателя:

      – Профессор Хохлов, прошу вас!

      У того глаза, казалось, были на мокром месте.

      – Прошу, прошу вас, Алексей Фёдорович! По праву создателя! К тому же это хирургические ножницы, вам с ними сподручнее, я ещё не так чего отрежу.

      Публика улыбалась, а некоторые и слезу утирали, например Иван Ильич и Матрёна Ивановна. Ася рыдала взахлёб. Один только молодой доктор, Дмитрий Петрович, хранил ровное выражение лица. Молодой красавец, Александр Николаевич, сын богатого господина, как-то странно поглядывал на Веру Игнатьевну. Профессора Хохлова стали подталкивать к ленте. Он обратился к публике:

      – Я надеюсь… Я уверен… Я – счастлив!

      Больше ничего сказать не смог. По лицу его катились слёзы. Так бывает и когда человек счастлив, наверное. Бельцева не помнила, чтобы она плакала от счастья хоть когда-нибудь. Но профессор Хохлов много-много старше неё. Он, скорее всего, уже плакал от всякого.

      Ничего более не сказав, он повернулся к ленточке и перерезал её на хирургический манер. Ася уже объяснила Алёне, как это: одна бранша поверх другой, чтобы, не дай бог, не срезать узел на наложенном шве. Раздались бурные аплодисменты. Тут Бельцева и вспомнила, зачем она выбежала из дверей и подошла к Вере Игнатьевне: доложить! Выслушав, профессор выругала её, что с таким делом надо невзирая и не дожидаясь! Здесь не балы!

      Ещё и Иван Ильич накричал, а говорят: добрый. Тут же ради своего друга Матвея Макаровича скоро-скоро пару новых лошадок «засупружил». Доктором отправился Александр Николаевич. Вера Игнатьевна ему что-то строго выговорила. Но тихо. Не подслушивать же! Марина и горничной не подслушивала. А теперь она – сестра милосердия, пусть и младшая пока. Сестре милосердия подслушивать вовсе не клицу. Стыдно.

      Матвей Макарович сидел в спальне на широком подоконнике и смотрел на того Матвея Макаровича, что лежал на кровати. И никак не мог понять, отчего его кошмарный сон так затянулся. Хотя время во снах течёт иначе. Нет его, времени, во снах. А что такое вообще есть время само по себе? Время – это сравнительное понятие, сравнительно-количественное. Фундамент мерности и метричности – весьма условный фундамент, не существующий без, собственно, мерности и метричности. Когда говорят о безмерности, предполагают отсутствие именно мерности и метричности, а вовсе не самого времени. Но тянуться безмерно может только время, которого нет. Например, время кошмарного сна.

      Никогда наяву Матвея Макаровича не интересовали такие глупые бессмысленные вопросы. Безмерно бессмысленные вопросы! Он усмехнулся. Взял в руки рентгеновский снимок черепа. Вгляделся, силясь рассмотреть что-то значимое в сувенире. Тут было всё ясно: индукционная катушка, катодные лучи в трубке