Жених по объявлению. Виталий Кирпиченко

проходя мимо Васькиной избы, я увидел на завалинке под навесом крыши своего друга.

      – А че ты не верхом? – поставил меня в тупик вопросом Васька.

      – У нас нет коня, – ответил я.

      – На бычке, – просто ответил Васька.

      Я посмотрел на бычка, стараясь представить себя в качестве лихого наездника. Картина не вырисовывалась.

      – Я своего обучил, – продолжил Васька, оценивая взглядом ничего не подозревающего бычка. – Он даже больше твоего. Но я его объездил.

      – Как? – принял и я решение прокатиться на спине ничего не подозревающего бычка.

      – Да совсем просто! Запрыгивай ему на спину, ложись поперек, и пусть он тебя таскает. Устанет и смирится. Правда, сбросит несколько раз, а потом успокоится. Отгоняй от прясла, любят они зацепить тебя штаниной за жердь. Прутиком по морде, он голову в сторону, и сам от прясла отворачивает.

      – А если зацепит? – Я представил себя надетым на жердь.

      – Сиди не моргай, тогда и не зацепит, – прост был совет Васьки.

      С этого момента жизнь моя превратилась в борьбу. Я был упрям, а бычок во сто крат упрямее. Я падал, поднимался, запрыгивал на острую спину бычка, чтобы тут же оказаться на земле. Вот, кажется, и он смирился, терпит меня на своей горбатой спине. Но иногда находит на него блажь, и он, упруго вскинув зад, сбрасывает меня на землю. Три раза зацепил штанами за жердь. И это позади.

      Я еду на бычке мимо Васькиного дома, поглядываю на окно, мне хочется похвастать своими достижениями в джигитовке. Под окнами огромная лужа. Что заставило бычка остановиться посредине лужи, и ни назад, ни вперед и шага сделать – то мне неведомо. Остановился как вкопанный! Прутик тоже не действовал на его упрямство. Сколько бы продолжалось это забастовочное действо, я не знаю, но тут отворилось окно, а из окна – хитрая Васькина физиономия.

      – Ты крутни его за хвост! – с радостью выкрикнул он мне. – Как заводной ручкой!

      Крутнул. Бычок пулей выпрыгнул из-под меня, и я оказался в луже.

      – Я не успел сказать тебе, чтобы ты крепче держался, – посочувствовал мне Васька, а морда как у настоящего хорька.

      В школу я шел с измазанным зеленкой лицом. Лида намазала. На лице вдруг выступили синие пятна, потом они превратились в пузыри, потом пузыри полопались и остались красные пятна.

      Эрнеста-Хэмингуэя не было, он уехал со своей мятежной мамой Биссектрисой куда-то далеко из Сибири, подальше от ее простоватых обитателей, могущих дурно повлиять на прилизанного сына-надежду. Его место за партой с лупоглазой пустовало.

      – Садись с Яковлевой, – распорядилась Суповна, мельком глянув на мое пятнистое лицо.

      – Я с ним не сяду! – Вышла из-за парты Яковлева. – Он лишаистый!

      «Ну, гадина! Это тебе так просто не сойдет!» – поклялся я, мысленно проведя ногтем большого пальца по горлу.

      Зусия Юсуповна долго смотрела на меня, на лупоглазую Яковлеву, на Ваську, в одиночестве сидящего за огромной партой.

      – Садись с Хорьковым, – распорядилась она, и в глазах какая- то надежда. Она читалась