Танец маленького динозавра. Александр Гиневский

все, особенно малыши.

      Подумав немного, Иван решительно направился к ним.

      – Так вы кашу не донесёте, дайте сюда, – сказал он, выхватывая из рук ребят ещё тёплую миску.

      Перед Дижоном поставили кашу. Посыпали сахаром из кулька.

      – Дижончик, ешь.

      – Ешь. Тебе поправляться надо.

      Собака едва-едва вильнула хвостом. Посмотрела на миску, на малышей. Есть не стала.

      – Бедный, не хочет. Больно ему.

      – Дижон, ну что с тобой? – окликнул собаку Иван. Он не узнал своего голоса. Голос показался ему мерзким. Мерзкими показались и эти слова.

      Дижон отвернул голову в сторону, положил её на лапы. Лишь уши на сгибах, чуть дрогнув, насторожённо застыли.

      – Дижо-он… – простонал Иван. Он склонился над собакой. Руками развёл шерсть на голове в одном месте, в другом. Увидел на левом виске, рядом с ухом маленькую глубокую ранку. Она была уже присыпана чем-то белым.

      – Во! Во куда ему попало!

      – Прямо по голове!

      – Ничего. Вот Дижон поправится, он тому даст! – малыши гладили собаку, жалеючи заглядывали ей в глаза.

      – Как думаешь, Судаков, даст он тому? – спросил малыш, державший в руке кулёк с песком.

      Но Иван не расслышал вопроса. Он видел, что Дижон только от него отворачивал голову.

      Теперь он не сомневался.

      Про Лагуну, куда дорога была открыта, Иван не вспоминал. Казалось, сама мысль о купании была ему неприятна. В наказание за демонстративный отказ от предусмотренных распорядком «водных процедур», то есть за отказ купаться со всем отрядом, Судакова послали к рабочим, занятым новым забором.

      Он и ещё несколько провинившихся красили штакетник.

      Начали после завтрака. Ребята не столько работали, сколько валяли дурака, поэтому Иван выглядел среди них белой вороной: он усердно окунал кисть в ведро. Стараясь меньше капать, покрывал краской белую дощечку. У него на глазах она становилась зелёной. Никто из ребят и не догадывался, что это превращение не вызывало у него и маломальского интереса.

      – Судаков у нас ударник, передовик!

      – Не трогайте его, не мешайте ему ударять!

      – Давай, Судаков, старайся! Мы потом тебя повесим… на доске почёта! – посмеивались ребята.

      На их зубоскальство Иван не обращал внимания, и в конце концов от него отцепились.

      Краска кончилась. Кто-то с пустыми вёдрами побежал искать завхоза. Остальные разбрелись кто куда. Иван завернул брошенные кисти в большие листья лопуха, положил их в тень, чтобы они не так быстро засохли.

      Он был рад, что наконец-то остался один. Но тут его окликнул Толя Комаров. И откуда он только взялся?

      – Иван, можно мне с тобой побыть? – сказал заискивающе, стараясь заглянуть в хмурое лицо Ивана.

      – Нет, – буркнул Судаков. – Ступай себе.

      Комаров помялся.

      – Может, тебе что-нибудь надо?

      – Говорят тебе: не надо!

      Комаров всё ещё переминался с ноги на ногу. Он что-то хотел сказать, но не решался.

      – Ступай,