Прокаженные. История лепрозория. Георгий Иванович Шилин

где может захватить ее человек? Разве можно увидеть хворь? Может, поели чего-нибудь, а может, повстречались с кем-нибудь, – кто знает? Говорят, будто сама она ни с того ни с сего прилипнуть не может.

      – Я тоже так думаю, Кузьма.

      – А почему вы спрашиваете, Сидор Захарыч?

      – Сдается мне, Кузьма, будто видел я его, и как только увидел, понял, что она у меня от него.

      – Кого это вы видели? – робко спросил Кургузкин.

      – Человека, который передал ее мне.

      – Где ж вы видели его?.. Как будто и не ходили никуда, и не встречались ни с кем.

      – Здесь я его видел, Кузьма.

      Кургузкину показалось, что благодетель его будто не в своем уме.

      – Может быть, вам показалось только, Сидор Захарыч? Во сне приснилось, а вы забыли о том. Бывает так – во сне видишь, а потом кажется, будто наяву.

      – Балда ты, Кузьма. Это не сон, я видел его или похожего на него. Вот только фамилию совсем забыл, да и имя из головы вылетело. Знаю только, что семь лет назад служил он у меня кучером, а потом ушел.

      Кургузкин спросил:

      – А когда ж вы его видели?

      Басов не ответил сразу и только после долгой паузы сказал:

      – Вчера я сидел вот так же на скамейке, и вижу – идет человек. Походка знакомая, да и лицо тоже, будто я видел его где-то, а где – не знаю. Потом вспомнил, будто годов семь тому назад этот человек работал у меня одно лето… Теперь вот я высматриваю его целый день и не вижу… Но, может быть, это и не он, кто знает?

      С того дня он стал чаще выползать наружу и дольше оставаться на «солнышке», просиживая так иногда целые дни напролет.

      Басова, по-видимому, продолжал интересовать тот человек. Он высматривал его, но безуспешно, – человек исчез.

      – Если бы знать фамилию, – говорил Кургузкин, – можно было бы спросить в канцелярии, а то как его узнаешь? А может, человек этот приезжал повидать кого-нибудь из своих?

      – Не надо, – решил наконец Басов, – это не он.

      Такое состояние у Басова продолжалось недолго. Он снова слег, и опять Кургузкин хлопотал около него, растирал мазями, поил розмарином, ухаживал. На этот раз пароксизм проявился бурно, и, не вытерпев болей, Басов приказал Кургузкину послать за Туркеевым.

      Басов был переведен в больницу, из которой вышел только спустя полтора месяца. Опять он почувствовал облегчение, язвы начали зарубцовываться. Он снова воспрянул духом.

      Улучшение здоровья принесло ему надежду, которую он никогда никому не высказывал. Он начал вспоминать о селе, городе, о своем хозяйстве и говорил: «если бог пошлет здоровье», он уйдет жить в город. В день возвращения из больницы Кургузкин повел его в баню. Басов любил париться не иначе как забравшись на полок, в самое пекло, где воздух так накален, что невозможно дышать. Он блаженствовал и требовал от Кургузкина пожестче хлестать веником, не жалеть пара. И Кургузкин работал с таким же удовольствием, с каким Басов принимал его работу. Корчась на горячих досках, Басов закрыл глаза и кряхтел от блаженства. В эти минуты он,