Личный паноптикум. Приключения Руднева. Евгения Якушина

чашу античной формы.

      – Напрасно, – сказала она, пригубив напиток. – Это вино присылает мне один испанский гранд. Ему более ста лет. Вину, разумеется…

      – Что же такое вы предсказали этому гранту, что он так щедр?

      – Поверьте, это скучная история… – Флора повела плечами, и ее колыхнувшаяся грудь вновь приковала к себе взгляд Дмитрия Николаевича. – О чем вы так напряженно думаете, господин Руднев?

      – Я не осмелюсь озвучить всех своих мыслей, – признался он, принудив себя поднять глаза и уж смотреть ей в лицо. – Но, если вы позволите, сударыня, я спрошу. Кто тот счастливчик, которому вы делаете часть, позволяя скрашивать ваше одиночество за ужином?

      – Вы ревнуете?

      – У меня нет на это никакого права… Но я ему завидую.

      Мадмуазель Флора провела тонким пальцем по краешку своего бокала.

      – Выбор не за мной. За оракулом, – произнесла она.

      – Ваш оракул безжалостен к своим соперникам!

      – Почему вы так говорите?

      – Потому, что всякому мужчине мучительно одновременно столь безнадежное и столь отчаянное вожделение.

      – Отчего же безнадежное?

      Руднев удивленно поднял брови.

      – Ваш фамильяр давеча уверял, что пифия, чтобы не потерять свой дар, обязана хранить целомудрие и верность оракулу.

      – Иннокентий Федорович слишком буквально воспринимает некоторые вещи…

      – Вот как?.. – произнес Дмитрий Николаевич, неотрывно глядя ей в глаза. – Сударыня, мое естество принуждает меня толковать ваши слова слишком уж однозначно. И если у вас нет намерения, которое бы было для меня невыразимо желанным и крайне лестным, не искушайте меня. Ваш… олимпийский… образ и без того будоражит меня сверх всякой меры.

      В глазах пифии пробежала тень тщеславного удовольствия, но тут же лицо ее сделалось невинным и удивленным.

      – Неужели мой облик смущает вас, Дмитрий Николаевич? На ваших картинах случаются куда как более откровенные женские образы.

      – Я не сказал «смущает». Но вы не моя натурщица, и оставаться равнодушным к вашим чарам мне сложно… Зачем вы так откровенно дразните меня, мадмуазель?

      Последние слова Руднев произнес уже абсолютно ровно и холодно.

      Пифия остро сверкнула на своего собеседника глазами, а потом неожиданно зло рассмеялась.

      – Затем, чтобы отомстить вам за ваше бессердечие.

      – О чем вы?

      – О вашем вопросе!

      – Сожалею, если причинил вам страдание.

      – Ничего вы не сожалеете! – гневно воскликнула пифия. – Не лгите! Ни тогда, ни сейчас вам дела нет до моих чувств! Вы явились лишь за тем, чтобы получить ответы на свои вопросы.

      – Не стану спорить с вами, сударыня. Но у меня есть оправдание. Моя цель – найти убийцу вашей сестры. И потому позвольте мне продолжить расспросы. Что вам известно о случившемся? Где, по-вашему, может находиться няня вашей сестры? Что означает ваш ответ мне сегодня? И зачем вы придумали