Черный дневник. Александр Барр

полковник государственной безопасности, вы хотите отпустить остальных заключенных? Я так думаю…

      И опять Науменко называет полковника полковником.

      Естественно, в этом нет никакого нарушения, парень правильно обращается к старшему по званию.

      Но каждый раз…

      Каждый раз, когда полковнику напоминают о его разжаловании, его лицо багровеет, его губа подергивается, его челюсти сжимаются.

      – Младший лейтенант! – перебивает его Михаил Григорьевич. – Никому не интересно, что ты там думаешь! Все осужденные умрут.

      – Никак нет, лейтенант, – поправляет Науменко оговорившегося Михаила Григорьевича. – Просто лейтенант. Не младший.

      – Не перебивай, младший лейтенант. Я говорю, что остальные осужденные тоже умрут, обязательно. Мучительно и раскаиваясь. Но по твоим документам они умрут от неизлечимой болезни.

      Михаил Григорьевич пальцами тушит папиросу.

      – Ты все понял?

      Младший лейтенант Науменко хочет уточнить. Он желает спросить, официальный ли это приказ, и вообще приказ ли это?

      Но боится.

      У любого другого человека Науменко обязательно бы спросил. Он показал бы характер. Но, сидя напротив Михаила Григорьевича, парень опускает глаза и лишь кивает головой.

      – Не слышу!

      – Так точно.

      – Что так точно?

      – Так точно! Я все понял, товарищ полковник государственной безопасности, двое из трех умерли от болезни.

      Михаил Григорьевич растирает окурок.

      Если парень не прекратит к начальнику обращаться «полковник», он рискует выйти из кабинета рядовым.

      Черная сажа вперемешку с табаком окрашивает кончик указательного пальца Михаила Григорьевича.

      – Тогда пшел вон.

      Полковник показывает черным пальцем на дверь, и лейтенант, теперь уже младший, слегка пошатываясь, выходит из кабинета.

      Михаил Григорьевич провожает парня суровым взглядом.

      Полковник не доверяет ему.

      Полковник знает, что неженка Науменко захочет пожаловаться на своего командира. Прибежит в казарму и тут же засядет строчить плаксивую докладную.

      Михаил Григорьевич в этом не сомневается.

      Он видит людей насквозь. А уж этого молодого глупого лейтенантика и подавно. И у Михаила Григорьевича уже есть план, как поступить с трусливым жалобщиком.

      Ох и как же не вовремя он бросил пить.

      Как же все не вовремя.

      Полковник выходит, закрывает свой кабинет на ключ и отправляется в тюремный блок.

      Ему не нравится, что в последнее время слишком много людей реабилитируют. Это из рук вон плохо. Назначают сперва высшую меру, а через день присылают бумажку с оправданием.

      Михаил Григорьевич убежден, он твердо верит в то, что невиновные не попадают к ним.

      По крайней мере, так он для всех объясняет свое нежелание отпускать оправданных осужденных. Так он для себя объясняет убийства реабилитированных посмертно. И пока он знает, что правда на его стороне, он, советский человек, гражданин, будет