Черный дневник. Александр Барр

Науменко.

      – Все данные передаются-с лично ему, после чего сам Науменко и выписывает отдельным бланком имена и фамилии казненных.

      – Науменко ко мне.

      – Есть! – рапортует помощник и спешно удаляется за дверь.

      Михаил Григорьевич прохаживается по кабинету.

      Ох, как же не вовремя он отказался от спиртного.

      Вернее, не сам отказался – под страхом трибунала ему запретили выпивать больше рюмки в день. Свою норму на сегодня он, к сожалению, уже выпил, а рисковать и наливать еще опасно. После второй его будет не остановить, сорвется. И он об этом прекрасно знает.

      А уж если сорвется…

      Прошлый такой срыв закончился тем, что его с позором, унизительно разжаловали в полковники.

      Он прохаживается вдоль шкафа.

      Смотрит на то место, где не так давно, за этой самой деревянной дверцей, были составлены ненаглядные бутылки с коньяком. Да какой коньяк, глоток солдатского спирта вполне бы сейчас устроил.

      Михаил Григорьевич смотрит на стакан.

      Поднимает графин с водой и, откинув пробку в сторону, прикладывается прямо к горлышку.

      Слышится стук в дверь.

      – Разрешите?

      – Да! – говорит Михаил Григорьевич, вытирает воду с подбородка и возвращается за стол.

      – Лейтенант службы безопасности Науменко прибыл.

      Как быстро, отмечает Михаил Григорьевич. Минуты не прошло. Будто лейтенант был готов к тому, что его должны вызвать, и ждал все это время под дверью.

      – Садись, лейтенант.

      Михаил Григорьевич предлагает папиросу, подвигает пепельницу к собеседнику и сам закуривает.

      Он всегда так делает, когда ему предстоит неприятный разговор. Это стало своеобразным ритуалом. Он даже не замечает, как руки сами проделывают все эти действия.

      – Скажи мне, лейтенант Науменко, ты вот что, самый храбрый? Или самый глупый? – Михаил Григорьевич делает паузу и следит за реакцией своего подчиненного. – А может, тебе просто больше других надо?

      Лейтенант смотрит на начальника и искренне не понимает, что здесь происходит. О чем вообще речь и почему полковник позволяет себе разговаривать с ним в таком тоне?

      – Никак нет.

      – Отставить свои «никак нет». Я не буду тут вилять перед тобой вокруг да около. Говорю прямо. Если ты, гад, собираешься и дальше заниматься диверсиями, накажу.

      – Какие диверсии?

      – За мой счет в гору метишь? Не выйдет. Уж я таких, как ты, на своем-то веку повидал. Сам таким когда-то был.

      – Товарищ полковник.

      Начальника передергивает, когда его называют полковником.

      Он никак не может смириться, что его, комиссара государственной безопасности, разжаловали. Да еще за что? За то, что он исправно нес службу и с полной самоотдачей служил своему Отечеству?

      – Молчать!

      Михаил Григорьевич ударяет кулаком по столу, отчего пустой стакан опрокидывается набок.

      – Прежде чем в другой раз начать писать гнилые отчеты, подумай своей пустышкой. Может, не стоит прыгать выше головы. Тем более выше головы своего начальника.

      Науменко хмурит