Неизбежное зло. Абир Мукерджи

мужчины метнулся влево, вправо в панических поисках выхода. Затем, не выпуская револьвер, он медленно поднял руки.

      – Я сказал – брось оружие!

      Он будто только сейчас заметил, что держит в руке.

      Внезапно глянул на меня, улыбнулся, поднес револьвер к виску и выстрелил.

      Рискованная затея. Покончить с собой, стреляя себе в голову, гораздо труднее, чем кажется. Череп очень крепок, иногда можно просто покалечиться, снеся себе половину черепной коробки, а мозгу хоть бы что. Но парню повезло. Он был мертв, еще не успев упасть наземь.

      Я подошел, наклонился к нему, прижал пальцы к шее. Потом подобрал валявшийся рядом револьвер.

      – Вы застрелили его? – выдохнул возникший за моей спиной Несокрушим.

      – Он сам застрелился, – ответил я, выпрямляясь.

      – Но почему?

      – Полагаю, решил, что лучше умереть от пули в голову, чем в петле палача. Убийство королевской особы – очень серьезное обвинение…

      – А нам что теперь остается?

      – Не знаю, – медленно проговорил я, осматривая револьвер самоубийцы. Старинная вещица с барабаном всего на пять патронов и встроенным спусковым механизмом. – Нам нужно было допросить его. Увы, мы по-прежнему ничего не знаем о том, кто он и какие у него были мотивы. Будем надеяться, что обнаружим что-нибудь в его комнате. Тебе удалось потушить огонь?

      – Да, сэр, – поморщился Несокрушим. – Но не уверен, что успел спасти хоть что-нибудь.

* * *

      Здание вскоре заполонили одетые в форму сотрудники полиции Ховраха. Они накрыли тело убийцы и подготовили его к перевозке в морг медицинского колледжа, где он, вероятно, будет лежать рядом с телом человека, которого застрелил менее суток назад. Очередное доказательство того, что у вселенной есть таки чувство юмора.

      Мы с Несокрушимом вернулись в номер убийцы, поискать, что могло бы пролить свет на его личность. Отпечатки пальцев позже будет снимать специальная группа, а мы вдвоем начали перебирать немногочисленные пожитки покойного. Комната была обставлена спартански, алмирах закрыт, кровать застелена. Если бы не обгоревшая бумага в мусорном ведре и дверь, напоминавшая теперь швейцарский сыр, вы с трудом догадались бы, что здесь вообще кто-то жил.

      Несокрушим раскрыл алмирах. В углу валялся маленький шафранового цвета узелок, привязанный к длинной бамбуковой палке. Несокрушим перенес его на узкую кровать. Развязав узел, расправил ткань и разложил содержимое.

      Пара белья, рубаха, немножко бетеля, маленький шарик чего-то похожего на сырой опиум и тоненький буклет, напечатанный на каком-то восточном языке. Парень явно предпочитал путешествовать налегке. Я бегло пролистал брошюру, прежде чем передать ее Несокрушиму.

      – Что думаешь об этом?

      Несокрушим очень внимательно изучал текст, а я воспользовался моментом и незаметно прикарманил опиум.

      – Я, если честно, не специалист, – сказал он наконец, – но смахивает на санскрит. Может, это какой-то религиозный трактат.

      – Неужели? – фыркнул я. – Ты