Полковнику никто не пишет. Шалая листва. Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля. Габриэль Гарсиа Маркес

Все мои товарищи умерли, не дождавшись почтовых переводов.

      Адвокат оставался невозмутим:

      – Закон приняли слишком поздно. Не всем повезло, как вам, – стать полковником в двадцать лет. Кроме того, закон не устанавливал, из какого источника будут финансироваться пенсии, так что правительству нужно внести поправки в бюджет.

      Знакомая история. Слушая ее, полковник каждый раз испытывал глухую досаду.

      – Мы не просим милостыни. Нам не нужны одолжения. Мы рисковали своей шкурой, чтобы спасти Республику.

      Адвокат развел руками:

      – Все верно, полковник. Человеческая неблагодарность не знает границ.

      И эта песня была знакома полковнику. Он услышал ее впервые уже на следующий день после заключения Неерландского договора, когда правительство обещало возместить убытки и помочь вернуться домой двумстам офицерам. Революционный батальон, состоявший в основном из бросивших школу подростков, расположился в Неерландии лагерем вокруг гигантской сейбы. Они ждали три месяца. Потом добрались домой, кто как смог, и дома все продолжали ждать. С тех пор прошло более пятидесяти лет, а полковник все еще ждал. Но теперь, растревоженный воспоминаниями, он наконец приступил к решительным действиям.

      Он принял горделивую позу, уперся костлявой рукой в костлявое бедро и сдавленным голосом произнес:

      – Итак, я принимаю новое решение.

      Адвокат насторожился.

      – А именно?

      – Я меняю адвоката.

      В кабинет вошла утка в сопровождении нескольких желтых утят. Адвокат привстал в кресле, чтобы прогнать их.

      – Как вам будет угодно, полковник, – сказал он. – Как скажете, так и будет. Если бы я мог творить чудеса, я не поселился бы в этом птичнике.

      Он вставил в дверь, ведущую во двор, деревянную решетку и вернулся в кресло.

      – Мой сын работал всю свою жизнь, – сказал полковник. – Мой дом заложен. А закон о пенсиях стал пожизненной кормушкой для адвокатов.

      – Только не для меня, – возразил адвокат. – Все деньги, вплоть до последнего сентаво, пошли на судебные издержки.

      От одной только мысли о том, что он может оказаться несправедливым, полковник испытывал страдания.

      – Именно это я и хотел сказать, – поправился он. – От этой жары голова кругом.

      Через несколько мгновений адвокат принялся искать доверенность и в результате переворошил весь дом. Солнце тем временем передвинулось к центру его жалкой клетушки, сколоченной из неструганых досок. После долгих безуспешных поисков адвокат встал на четвереньки и, отдуваясь, выдернул из-под пианолы сверток с бумагами.

      – Вот она где. – Он протянул полковнику лист гербовой бумаги. – Надо написать моим доверенным лицам, чтобы они уничтожили копии, – добавил он. Полковник стряхнул пыль и положил бумагу в карман рубашки.

      – А вы разорвите ее сами, – предложил адвокат.

      – Нет, – ответил полковник. – Это двадцать лет моей жизни. – Он ждал, что адвокат продолжит