Одиссей, сын Лаэрта. Человек Номоса. Генри Лайон Олди

истоптанная трава – только кучерявый Телемах с фигуркой-мишенью куда-то исчезли.

      – …Не заметили! – сокрушался Эврилох. – Голос даже твой слышали! Ты нас дразнил! Слепыми совами и этими… землеройками. По шее тебе за это надо…

      Ему, Одиссею, – по шее?! От какого-то Эврилоха?! Во-первых, никого он не дразнил, а во-вторых…

      – А ну, попробуй!

      – И попробую!

      Подоспевшей Эвриклее с трудом удалось разнять драчунов – пора было идти обедать.

      Эпод

      Итака

      Западный склон горы Этос;

      дворцовая терраса (Сфрагида)

      …меня рвало прошлым.

      До судорог.

      До пены на губах; пока не пошла желчь.

      Пловец, я вырвался из моря воспоминаний, разомкнул его цепкие объятия – куда погрузился сам, по доброй воле, в не очень здравом уме и отнюдь не трезвой памяти; я бил руками по волнам событий, баламутил воду дней, тонул в былом и вновь всплывал на поверхность…

      Я возвращался. Возвращался и уходил, уходил и возвращался, пока не перестал различать: где уход? где возвращение?

      Где я?! кто я?!

      А проклятый аэд-невидимка все скрипел в ночи стилосом:

      – …Вспухло все тело его; извергая и ртом, и ноздрями

      Воду морскую, он пал наконец бездыханный, безгласный,

      Память утратив, на землю; бесчувствие им овладело…

      Измученный, я пластом лежал на спасительном берегу настоящего – на настоящем спасительном берегу?.. – ожидая, когда вновь рискну вернуться в воды прошлого.

      Я вернусь.

* * *

      Зеленая звезда качается над утесами.

      Стонет от ветра.

      «Эй! тля-однодневка! видишь ли?!»

      Кто из нас кому шепчет это?

      – Я убью тысячу врагов! я!! тысячу!!!

      Они там, внизу, у кораблей, полагают, что я сейчас разговариваю с богами. Я, их басилей. Военный вождь. Иначе они не видят ни одной причины, почему бы мне не спуститься к ним, будущим соратникам, каждый из которых уверен в каждом, как копейная рука уверена в щитовой; действительно, почему бы не тискать податливых женщин, не пить вино и почему бы не кричать во всю глотку о заветной тысяче, только и ждущей, когда ты наконец придешь и убьешь ее – если, конечно, ты не разговариваешь с богами?!

      В каком-то смысле они правы.

      В прямом.

      К глазам мало-помалу возвращается способность видеть.

      Тень.

      В углу террасы; у перил.

      – Кто?! кто ты?!

      – Я – твоя тень.

      …это Старик.

      Врешь! Ты не моя тень! ты просто тень!

      Ты совершенно на меня не похож!

      Дергаю плечом – насмешливо, с издевкой. Давай! повтори! раз ты моя тень!

      Он сидит на корточках в углу террасы, невидимый никому, кроме меня; впрочем, здесь больше никого и нет.

      Не хочет дергать плечом.

      – Это ты на меня не похож. Пока.

      И добавляет чуть погодя:

      – Дурак. Если бы в самом начале я пришел к тебе по-другому – моей тенью был бы ты. Навсегда; без исхода. А так… я готов подождать.

      Он