Елисейские Поля. Ирина Одоевцева

непременно надо выпить за нашу дружбу. Хотите? – Кромуэль налил всем шампанского. – Только за настоящую дружбу, за дружбу навсегда, на жизнь и на смерть.

      Первой чокнулась Лиза:

      – Я только на жизнь. – Она рассмеялась. – Но на всю жизнь.

      Кромуэль протянул стакан к Николаю:

      – Тогда мы с вами на смерть.

      Николай тоже рассмеялся:

      – Шампанское я пью на что угодно. – Он чокнулся и выпил. – Весело вам сегодня, друг мой Кромуэль?

      – Очень весело, – кивнул Кромуэль.

      – Страшно весело. – Лиза забила в ладони.

      – Тише, тише. На тебя и так все смотрят.

      Лиза потрясла головой:

      – Это оттого, что я ни на кого не похожа. Оттого, что я Изольда.

      Домой возвращались поздно. Кромуэль правил, сзади сидели Коля и Одэт. На крутом повороте Лиза повернулась к ним:

      – Слушайте, вы.

      Но они не слышали, они целовались, и Лизе почему-то стало неприятно.

      Когда подъехали к дому Одэт, из автомобиля вместе с ней вышел Николай.

      – Я провожу ее по саду и приду пешком. Ведь два шага до дому.

      – Спокойной ночи. – Кромуэль потряс ему руку. – До завтра. И не забудьте за ночь, что мы друзья.

      – Конечно не забуду. Спокойной ночи.

      Автомобиль тронулся.

      – Еще пять минут, – просил Кромуэль. – Ну до того дома, видите. А потом до трамвая.

      Лиза устало и счастливо соглашалась. Так они ездили, пока не рассвело. Лиза вздохнула:

      – Как грустно прощаться. Но я совсем сплю. Спокойной ночи, Кром.

      Она открыла калитку и вошла в сад. Длинная черная тень метнулась по дорожке.

      – Кто там? – испуганно крикнула Лиза.

      – Это я, я.

      – Вы? Кролик! Что вы тут делаете?

      – Я жду. – Кролик сел на скамью. – Я жду Наталию Владимировну.

      – Но она теперь, должно быть, поет в Шато-Баск. Поезжайте туда.

      – Мне нельзя.

      – Почему?

      – Она запретила. Посиди со мной, Лизочка.

      Лиза села рядом с ним:

      – Вам не холодно, Кроличек?

      – Конечно холодно. Но пусть, пусть. Простужусь, схвачу воспаление легких, умру, и ей стыдно будет.

      Лиза тихо засмеялась:

      – Вы не Кролик, а институтка.

      Но он не слушал.

      – Нет, и стыдно ей не будет. Бесстыжая она. Бесстыжая, жестокая, подлая. Да, подлая. Как она меня измучила. – Он вдруг всхлипнул. – Подлая. Она там с любовником, с Борисом этим. А я тут жду. Ах, Лизочка, если бы ты знала. – Он громко заплакал, беспомощно вздрагивая.

      – Ну, Кроличек, Кроличек, не надо.

      Он положил голову на ее плечо, все еще всхлипывая.

      Лиза смотрела на его круглое, обвисшее, жалкое лицо. Она знала: ей следовало обидеться за мать. Но он был такой бедный. Он плакал, а Наташа сейчас поет, все слушают ее, любуются ею. Он тут, а она далеко.

      Лиза обняла его за шею.

      – Не надо плакать, – уговаривала она, гладя его редкие волосы, – мой маленький, кругленький, беленький Кроличек. Мой красивый, мой удивительный Кролик.

      – Подлая она, подлая, –