Елисейские Поля. Ирина Одоевцева

намазанная. Шляпа как у девочки, платье до колен. Разве так выглядит мать взрослой дочери?..

      – Но, Верочка, ведь мне только тридцать девять лет. Рано мне рядиться старухой. И ты сама знаешь, что же я в жизни видела? В деревне. Вы с Люкой вечно хворали. Папа…

      – Да, папа. Ты бы хоть помнила, что папу большевики расстреляли.

      Екатерина Львовна беспомощно взмахивает руками:

      – Вера, как ты можешь?.. Разве я не чту папиной памяти?

      – Ты… Ты мешаешь мне выйти замуж. Вот что.

      – Я? Я мешаю тебе?

      По щекам Екатерины Львовны текут слезы.

      – А зачем тебе, Вера, собственно говоря, замуж выходить, раз папу большевики расстреляли? – спрашивает Люка.

      – Люка, не мешайся не в свое дело. Иди играть в сад, – строго говорит Екатерина Львовна.

      Люка послушно выходит из комнаты, но дверь снова отворяется.

      – Старая дева, – кричит Люка и убегает со всех ног по коридору. Но погони нет. Вера занята объяснением с матерью.

      – Да, да, ты мешаешь мне выйти замуж. За кого нас втроем могут принять? И еще эта обезьяна Люка со своим бантом. А когда ты на балу, ты танцуешь больше меня, ты отбиваешь моих ухаживателей.

      – Вера, как ты несправедлива. Господи. А я жила только для вас…

      Екатерина Львовна плачет, лицо ее становится жалким и старым.

      – Господи, – всхлипывает она.

      Вера сидит на кровати, устало и зло теребя подвязку.

      – Надоело. Перестань, пожалуйста. Не хочешь мне помогать и не надо.

      Екатерина Львовна вытирает глаза:

      – Что же я могу… И если бы все так нервничали. Ведь я тоже была молодой.

      – Да. Но у тебя было приданое.

      – Чем же я виновата, что большевики…

      – Никто и не винит тебя, только не мешай.

      – Хорошо, Верочка. Не сердись, – говорит Екатерина Львовна примирительно. – Я постараюсь, вот увидишь. В Париже.

      Но Вера трясет головой:

      – Нет, не в Париже. Здесь.

      – Здесь. Зачем же? Какие здесь женихи. Дюшель?.. Но французы не женятся без денег. Больше никого нет.

      Вера краснеет:

      – Как никого? А Арсений Николаевич?..

      – Этот?.. – Екатерина Львовна кривит губы. – Какой это муж?..

      – Почему не муж?

      – Если ты серьезно… Ведь мы даже толком не знаем, кто он. Я слышала про него… Я не могу тебе повторить…

      – Нет, скажи. Скажи сейчас же.

      – Ну хорошо. Ты не волнуйся так. Он столько тратит, нигде не служит. Мне говорили. У него в Париже… Какая-то старая американка…

      Вера сжимает кулаки:

      – Замолчи. Не смей повторять. Это ложь, ложь!..

      Екатерина Львовна испуганно смотрит на дочь:

      – Вера… Неужели ты?..

      Вера вдруг обхватывает худыми голыми руками шею матери, прячет лицо на ее груди. Слезы текут, смывая краску с ресниц, и падают бурыми пятнами на сиреневый шелк.

      – Да, да, да… Я люблю его, – всхлипывает Вера. – Я люблю его, и, если он не женится на мне, я умру.

      3

      Вера отправилась с Арсением покупать туфли к балу. Люку не взяли, оттого что Люка мешает. И на бал Люку тоже не возьмут, оттого