На живую нитку. Ника Свестен

в Юдольном переулке прятался в глубине темного сквера. Когда-то распахнутый симметричными крыльями, его фасад окривел на левую сторону и опирался теперь на ремонтные «леса», как на костыль.

      Лампы в главном холле горели через одну. Тишина была болезненной и словно бы застывшей. Путано бормотал радиоприемник, и в чьей-то комнате уныло посвистывала птица.

      Вера Николаевна провела Луку в маленький зал с рядами полысевших плюшевых кресел. Была там и сцена, повторяющая изгибом скрипичную деку.

      – Остатки былой роскоши, – с улыбкой сказала Вера Николаевна. – Да ты вверх, вверх погляди!

      Лука поднял голову.

      Прямо над сценой в потолок был встроен круглый витражный фонарь. На его выцветших стеклах подрагивали тени от деревьев.

      – Ты пока готовься, а я сейчас всех позову. Тебе что-нибудь нужно?

      – Спасибо, у меня всё с собой, – ответил Лука и коснулся рукой горла.

      Спустя полчаса коридор ожил, послышались шаги, заскрипели на ржавых петлях двери. Когда в зал начали входить и рассаживаться первые зрители, наряженные в старомодные платья и тронутые молью костюмы, у Луки зазвонил телефон.

      До этого момента Лука был спокоен. Уверенность в том, что он поступает правильно, сделала его невесомым и оттого – несокрушимым.

      – Да ты в своем ли уме, Пшеничный?! – кричал Гия Шалвович. – Ты понимаешь, что это конец? Тебя ни один хор в городе после такого не возьмет!

      Трубку вырвала хормейстер Лидия Филипповна. Голос ее дирижировал так же, как и ее властные руки.

      – Лука, сейчас же возвращайся. Ты уже не ребенок. Ты отвечаешь за всех. И мы за тебя отвечаем.

      На заднем плане бушевал Гия Шалвович:

      – Лида, скажи ему, что с такими вывертами он больше никогда! Нигде! Вообще никому!

      Лука снова поднял голову к прозрачному куполу над головой:

      – Лидия Филипповна, простите меня, пожалуйста, но мне на сцену пора.

      Лука отключил телефон и посмотрел в зрительный зал.

      Лица стариков были взволнованными.

      Вера Николаевна объявила Луку, а потом растерянно шепнула ему:

      – Я же не знаю, что ты будешь исполнять…

      – Я тоже не знаю, Вера Николаевна, – также шепотом ответил Лука.

      Она успокоенно кивнула и села в первый ряд.

      Лука вышел в центр сцены. Все зааплодировали.

      В летучей, легкой тишине Лука стоял на сцене и молчал. Старики благожелательно и застенчиво смотрели на него.

      Лука улыбнулся им и начал:

      Девушка пела в церковном хоре

      О всех усталых в чужом краю,

      О всех кораблях, ушедших в море,

      О всех, забывших радость свою [13].

      Оканчивая последнюю фразу первого куплета, Лука понял, что не сможет сейчас рассказать всем ни о «луче, что сияет на белом плече», ни о ее белом платье. Когда-нибудь, но не теперь. И он сразу вступил с третьего куплета:

      И всем казалось, что радость будет,

      Что в тихой заводи все корабли,

      Что на чужбине усталые люди

      Светлую жизнь себе обрели.

      Все

13

Лука исполняет песню на стихи А. Блока «Девушка пела в церковном хоре…».