Есть ли жизнь после отбора. Наталья Андреевна Самсонова

помолчал, а затем глубокомысленно изрек:

      – Значит, дело в голове, а не в силе.

      – Ч-что?

      – Единственный вариант, при котором твое ожерелье может быть все так же заполнено силой, – это тот вариант, где ты колдуешь не думая. Черпаешь силу, не зацикливаясь на том, что ты можешь, а что нет. Значит, проблема рассинхрона силы в голове.

      – Ты намекаешь, что завершение отбора так по мне ударило, что я связь с магией потеряла? – оторопела я. – Это, знаешь ли, обидно. Я не какая-то там…

      Дыхание перехватило, и я не смогла даже продолжить фразу.

      – Если у тебя есть другое объяснение, то вот тебе мои уши, – фыркнул Гамильтон.

      – Я хочу верить, что это моя завершающая потеря силы, – уклончиво отозвалась я. – Колдун из Тамитиканы так и сказал: ждите, само пройдет.

      – Положим, не совсем так, но суть передана верно. Что ж, тогда прошу на бок высокоскоростного бассет-мобиля.

      Поперхнувшись смешком, я запрыгнула на увеличившегося в размерах Гамильтона. Не представляю себе этот «скоростной мобиль», но хочется верить, что он лучше, чем порох, про который мне также рассказывал мой компаньон-путешественник.

      Луна медленно продвигалась по небосклону, подсвечивала острые травинки и укутывала выбеленные ветром останки тварей в густой тени.

      «Еще немного, и рассветет, – пронеслось у меня в голове. – Звезды уже едва видны».

      – Ох ты ж, – буркнул Гамильтон и остановился так резко, что даже у меня челюсть клацнула.

      Гиблая Роща началась неожиданно. Она темнела где-то впереди и все никак не хотела приближаться. Мы проскакивали мимо одиноких кустов и тощих изломанных деревьев. Проскакивали-проскакивали и оказались перед буреломом.

      – Возьмем левее, – буркнул Гамильтон, – там, кажется, есть проход.

      «Проходом» оказался кусок старой тропки – очевидно, эта дорожка когда-то вела к Храму. Пусть не подъездная аллея, но все же мощеный путь. Путь, устоявший перед Рощей.

      Игривая луна, скользя за нами следом, посеребрила огромную паутину, в центре которой застыл выцветший бумажный журавлик.

      Говорят, были те, кого не успели эвакуировать.

      Говорят, их объявили «нечистыми» и запретили им пересекать границы.

      Говорят… Правду говорят на самом деле. Именно тогда Окраины откололись: мы приняли попавших под удар людей к себе. Чтобы через столетие вернуться под руку Правителя на своих условиях.

      Почему? О, потому что окраинные мастера пришли отсюда. Здесь они жили и творили до тех пор, пока не оказались под ударом. Именно поэтому ни один из мастеров не захотел покидать Окраины: прощение – сложная вещь.

      – Тебя никогда сюда не тянуло? – с интересом спросил Гамильтон.

      – Нет, – честно сказала я. – Как так вышло, что я мастер окраинной стали – неизвестно. Хочется верить, что папа…

      – Барон был твоим отцом, а твоя мать так до сих пор твоя мать, – проворчал Гамильтон. – Я такие вещи чую даже не носом, а… Не знаю чем. Но никогда не ошибаюсь.

      Медленно выдохнув, я чуть повеселела. На самом деле, хоть я