Смертная. Мария Николаевна Сакрытина

и бегут, как злодеи от Супермена Вжух-вжух – и готово.

      “Ты мой герой”, – с облегчением думаю я, улыбаясь. Очень хочется посмотреть ему в глаза и понять, здесь я тоже буду одинока или – ну вдруг – есть шанс? Я сперва не решаюсь, а потом думаю: “Была не была!” И старательно считаю про себя.

      Мальчик улыбается. Он кажется младше меня – лет тринадцать, не больше. И такой загорелый, что сразу понятно: у моря живёт. И волосы у него чёрные, очень красивые – вьющиеся. Загляденье.

      – Спасибо… – Я замираю, потому что понимаю: это не русский. Новый язык плавный, певучий, но совершенно точно не мой родной. Откуда я его знаю?

      Да ладно, Лен, стоило догадаться: ты же поняла записку клинописью.

      Допустим. Однако письмо – это одно, а говорить на иностранном вслух – совсем другое. Я даже на английском до сих пор только дорогу спросить могу. А ведь как старательно учила, когда поняла, что хочу однажды вырваться из Москвы и поехать на неделю моды в Париж и Милан. Была у меня такая мечта. Несбыточная.

      Мальчик расплывается в улыбке и опускает метлу. На меня он смотрит точно как и мужчины в моём мире – из тех, что не хотят сразу меня в свой гарем, как Серый. Этот, наверное, вроде Тёмы – у него восхищение на лице написано.

      А поскольку мы знакомы всего минуту и вряд ли его настолько впечатлила растрёпанная девица в мятом костюме, которая не может даже от обезьян отбиться, значит…

      Значит, личное счастье мне и здесь не светит.

      Старательно скрывая разочарование, я отвожу взгляд и поправляю волосы. Шляпа исчезла – наверное, ветром унесло. Или кто-то из обезьян радостно с ней ускакал. Надо было запасную брать.

      – Простите, – я снова запинаюсь и потом говорю медленно, пробуя на вкус слова незнакомого языка, – подскажите, пожалуйста, где я нахожусь?

      Мальчик с метлой хмурится было, а потом его глаза расширяются так, словно страшнее он в жизни ничего не видел.

      Даже обидно становится. Согласна, я сейчас не в лучшей форме, и с костюмом наверняка не угадала, но не настолько же.

      И тут случается странное: я встаю, а мальчик, наоборот, падает, роняя метлу. На колени – лбом в траву.

      Э-э-э…

      Может, у него обморок? Или припадок?

      – С вами всё хорошо? – осторожно интересуюсь я, уже догадываясь, что дело в другом: мальчишка выглядит, скорее, испуганным, чем больным. Он даже как будто побелел, хотя с его загаром это и не особенно заметно.

      Может, в этом всё дело? Может, он испугался моей светлой кожи? Я однажды читала, что туземцы в Африке принимали белых миссионеров за призраков.

      От этой мысли мне смешно.

      – Простите! Правда… Не бойтесь, я честное слово живая!

      Конечно, не срабатывает: мальчик только сильнее трясётся.

      Я осторожно обхожу его, поднимаю рюкзак и отступаю на дорожку.

      – Простите… И спасибо!

      Остаётся надеяться, что это не повторится и остальные “туземцы” отреагируют на меня нормально. Если же нет… Я нахожу под одеждой камень, слушаю тихое “тук-тук” и