Узник вечной свободы. Ольга Вешнева

темноглазой жгучей брюнетки. Заметив мое пристальное внимание, она вытянула меня в круг под аплодисменты гостей.

      – Назови свое имя, ангел, – взволнованно прошептал я.

      Кружась с прекрасной незнакомкой в шальном танце, я забыл о назначенной на июль свадьбе с Любонькой и не замечал сердитого взгляда невесты.

      – Людмила, – цыганка кокетливо поправила шелковый цветок в черных волосах. – Увы. Я отнюдь не ангел, дорогой барин. Мне милее тьма, нежели свет.

      – Будь ты хоть демоном! Я за тобой в самое пекло пойду! Опущусь на дно ада. Позволь мне стать твоим Русланом, прекрасная Людмила, – я покрыл грудь и шею девушки страстными поцелуями и, опустившись на колени, поймал ногу, чтобы поцеловать и ее.

      – Сладки, барин, твои речи. Любы они мне. Да хмель в тебе играет. Не от сердца говоришь.

      – От сердца!.. От благородного сердца, пронзенного амуровой стрелой. Желаю я, чтоб и твое сердечко пронзила та стрела.

      – Типун тебе на язык, барин, – цыганка шлепнула меня по губам тряпичным веером. – Неровен час, накаркаешь нам осиновых стрел… Эй, Фома! – она окликнула гитариста. – Не ведаешь, в каком краю амуровое дерево растет? Не губительно ли оно для нас?

      Парень недоуменно тряхнул медно-каштановыми кудрями.

      – Вели пир начинать, атаманша, – странно утяжеляя слова, произнес угрюмый верзила с бубном. – Мы умаялись ждать.

      Меня напугал злобный прищур его мелких раскосых глаз. Я повис на плече Людмилы.

      Верзила наклонился ко мне, но его тут же оттолкнула сильная рука Фомы.

      – Не зарься на чужой кус, Ахтымбан, – сдержанно процедил Фома. – Со мной поделишься, Лютик? – он ласково обратился к Людмиле, – Полно нам скоморошиться, барчонка тешить. Пора и повечерять.

      – Тихон с нами пойдет, – Людмила прижала меня к груди, – станет одним из нас.

      – Не бывать тому, – отрезал Фома. – Я не попущу самодурства.

      – Негоже нарушать заветы, атаманша, – подхватил Ахтымбан. – Беду накличешь.

      – Вы мне не указ, – сухо возразила Людмила. Она приподняла мою голову и взволнованно шепнула. – Плюнь на моих невежд. Чуют они в тебе великую силу. Будешь ты над ними атаманом, – она склонилась к моей шее. – Скажи мне, родненький, согласен ли ты променять вольготную жизнь на бродячее скитание ради нашей любви? Хочешь примкнуть к табору?

      – Хочу, любимая, – пробормотал я. – На край света с тобой уйду. Все брошу.

      – Поклянешься ли, барин, любить меня вечно, до самого конца времен?

      – Клянусь, – я чмокнул холодную ладонь Людмилы. – Я буду любить тебя вечно.

      – И я тебе клянусь, – цыганка ударила меня по щекам, пробуждая от пьяной дремоты. – Гляди на нас. Перенимай наши повадки. Они пригодятся тебе, – она шире раскрыла рот, показывая выросшие клыки, и вонзила их в мою шею.

      Я потерял сознание от боли. В чувство меня привел новый ее виток, расползающийся от горла по всему телу.

      Тут я вспомнил и сказки Никитичны, и предупреждение полковника императорской