Светлолесье. Анастасия Родзевич

наречия разных мест. Тех, что знала я.

      Сколько стоит история, которую он ищет? Этот вопрос, спрятанный во внешнем облике, причинял мне излишнее беспокойство. Именно то, чего я сегодня собиралась избегать.

      – Наш хозяин, – я кивнула на Томора, – с удовольствием расскажет вам все слухи.

      – Кто сказал, что меня интересуют слухи?

      – Значит, я ошиблась.

      – За ошибки платят, – живо отозвался Колхат.

      – Да, но только у меня нет еще одного чуда.

      – Чу́дная история подойдет.

      – Тогда вам точно нужно послушать нашего певца, – сказала я и поднялась.

      Но Ося водрузила еду на стол, а себя – на лавку рядом со мной, тем самым перекрыв путь к отступлению.

      Колхат приподнял брови, а Ося воскликнула:

      – Господин, позвольте мне рассказать!

      Если бы я знала, что это будет за история, то залезла бы под стол и попыталась спастись бегством еще до ее начала.

      История оказалась обо мне.

      – Поверьте, господин, еще зиму назад никто не знал, какой цветок распустится под этой крышей, – свои слова Ося сопровождала раскладыванием пирогов по тарелкам. – Когда Лесёна появилась, она походила на голодного мальчишку, а не на девицу. Я постаралась научить ее добродетелям…

      Мне вдруг отчаянно захотелось провалиться сквозь землю, особенно когда зазвучала часть с перечислением этих самых добродетелей. Благо, она была краткой, зато часть о «прочем» грозила перерасти в нескончаемый перечень. Ося входила в раж, не замечая, как стекленеют глаза слушателей.

      Утешало одно – не пришлось ничего придумывать. «Чем меньше болтаешь с незнакомцами, тем лучше, – говаривал Фед. – Неизвестно, что у них на уме и какие выводы они могут о тебе сделать». Наблюдательность – то качество, которое наставник с меня спрашивал в полной мере и в котором я временами полностью его разочаровывала.

      Вот и сейчас я поздно поняла, к чему Ося все это устроила и отчего проявила такое участие к моей судьбе.

      – Ну конечно! – охнула я и, поймав вопросительные взгляды Оси и Колхата, нашла глазами Феда.

      «Сапог, значит… Ага». Стал понятен и наряд, и нарочито громкий смех подавальщицы рядом с Федом, и такое участие ко мне: она надеялась сбыть «дочку» с рук, чтобы облегчить себе быт с моим «папашей»! Устроить, так сказать, свою судьбу через мою. Ося была не единственной охотницей за сердцем певца, но явно самой находчивой. Так его еще никто не добивался.

      – …а то, что ящерицы у нее ползают, так это и отвадить можно. Если господин не чурается, я знаю одну бабку-шептунью…

      – Ося, довольно, – резко сказала я с такой неприятной и натянутой улыбкой, чтобы даже бесхитростный человек понял, что выступление окончено. – Господину вряд ли интересны такие вещи.

      – Мне интересно ардэ, – добавил Колхат.

      – А, сейчас…

      Ося поджала губы и вышла из-за стола. У Колхата в глазах плясали веселые огоньки.

      – Ящерицы, – серьезным тоном повторил он. – И часто тебя