Страшная граница 2000. Часть 3. Петр Илюшкин

Тогда уж точно меня посадят!

      Метнувшись за ствол берёзы, растущей рядом с окном, я начал переговоры:

      – Славик! Это Ильин! Две минуты можешь послушать?

      – Пошли все на х..й! Пока жену мою не приведёте, разговора не будет! Я сказал! – нервно завизжал мой друг, выглядывая из-за белой оконной занавески.

      – Славик! Ну и выпусти родителей жены. Они и приведут!

      – Хрен там! Не хотят! Матерятся на меня! Надо их пристрелить!

      «Бл..дь! В таком нервозном состоянии он реально может застрелить!» – думал я, лихорадочно перебирая варианты дальнейших своих манёвров.

      Надо ведь успокоить парня, а затем предложить подходящий для него выход. Понимает ведь, что ждёт его тюрьма.

      И заложников захватил, и оружие похитил, и самовольно покинул воинскую часть. Лет на двадцать может присесть!»

      – Славик! Так родители ни в чём не виновны! Зачем их стрелять? – крикнул я, выглянув из-за дерева.

      Ствол автомата, высунувшись из окна, мгновенно уставился на мою глупую наивную голову:

      – Петро! Мы с тобой друзья! Но если ты полезешь сюда, застрелю!

      – Зачем мне лезть? – усмехнулся я, подходя к окну. – Хочешь, стреляй! Всё равно я собрался после училища в Афган. Там быстрее подстрелят, чем здесь. Так что стреляй! Только в чём тебе-то польза? Ты ж не душман, чтоб русских стрелять.

      Славик усмехнулся:

      – Не подходи, застрелю!

      – Своих стрелять – дурное дело! – вздохнул я тяжко. – Мы вот проезжали на трассе у памятника погибшим казакам. Тогда, в восемнадцатом году, постреляли да порубили казаки своих же станичников. И чё они доказали? Полхутора вашего опустело навсегда!

      Славик выглянул в окно, присматриваясь к толпе на улице:

      – Ты чаво вспомнил Гражданскую войну?

      Не ответив ему, я спросил:

      – Славик! А ты тогда, в восемнадцатом, на чьей стороне был бы?

      Гаврилов что-то буркнул в ответ и притих. А затем крикнул:

      – За настоящих казаков я, за белых! А красные – предатели Дона! Присягу нарушили, перешли к новой власти. Думали, Советская власть земли им побольше даст. Хрен там! Последнее отобрали! Отец Наташки рассказывал, как продотряды последнее зерно по амбарам шарили. Штыками землю тыкали, искали спрятанный хлеб. И расстреливали казаков, которые зерно спасали. А семьи казачьи потом с голоду пухли, умирали! А потом всех загнали в колхоз. Денег не платили, выдавая лишь чуток зерна. На прокорм. А уехать никуда нельзя было, паспортов специально не давали. Как рабы! Вот тебе и красные!

      Выслушав гневную контрреволюционную речь Славика, я понял, что стрелять родителей жены он раздумал. Поэтому принялся за разум ревнивого курсанта:

      – Славик! Включи логику! У тебя времени очень мало. Из Михайловки едет взвод ВэВэшников. Нам сказали, это такие отморозки, которые не станут с тобой разговаривать. Расстреляют вместе с родителями, и скажут, что так и было. Ещё и виноватым тебя назначат. Скажут, ты убил стариков.

      Сделав паузу, я спросил:

      – Но есть второй