Страшная граница 2000. Часть 3. Петр Илюшкин

очками в сторону ошарашенного Толика:

      – Ты же просил батарейки! Я решил тебе помочь. Выписал почтой!

      Гена упал со стула, держась за живот:

      – Вот он, тульский дядя!

      глава 11

      Демир юмуртга

      Курсант Андрей Краюшкин лежал в моей каптёрке и глотал скупую мужскую слезу. Его могучее тело, намертво привязанное солдатскими ремнями к спортивной скамье, не могло сопротивляться жуткому насилию.

      – Железные яйца! Щас проверим, какие они железные! – ухмылялся курсант Бунк, поднося к огромному пенису Андрюхи острое зубчатое полотно слесарной ножовки.

      Однако резать ему мешала природная немецкая скромность.

      – Не могу! Руки дрожат! – скривился он, глядя на меня.

      – Дай сюда! – выдернул я саблезубый хирургический инструмент из рук скромняги. – Смотри, как надо резать!

      – Рэзать! Давай рэзать! – поддержал меня дневальный по роте курсант Джубгашвили, для пущей убедительности резанув мрак казармы своим штык-ножом.

      – На тумбочку иди! А то дежурный по части нас нахлобучит! – отмахнулся я от горячего кавказского джигита.

      – Нэт, нэ нахлабучыт! – показал на часы Рома-джигит. – Тры час ночь! Спит дэжурны!

      Высказав свои сомнения, дневальный всё же вышел за дверь. Но, посмотрев в сторону входной двери, он просунул свой любопытный грузинский нос в каптёрку и продолжил комментировать:

      – Рэзать нада бистро! Р-р-раз, и усё!

      Посмотрев на примотанного к скамье подсудимого, я поразился перемене его внешности. Обычно доброе благодушное лицо здоровяка и лентяя Андрюхи стало злобным, белым и отвратительным, как сама смерть. Скрежеща зубами и бугря мощные бицепсы, он шипел, как анаконда:

      – Задуш-ш-шу, с-с-суки! Задуш-ш-шу!

      Ухмыляясь, я поднёс блестящее острие ножовки к основанию андрюшкиного пениса и метнул взгляд на ассистента хирурга, курсанта Рому Кельш:

      – Полотенце держи наготове! И водку!

      Посмотрев на замершего в испуге Бунка, я гаркнул:

      – Чё стоишь? Держи, нахрен, его за хрен!

      – Как держать? – робко прошептал наивный немец.

      – Нежно! – рявкнул я, занося над пенисом Краюхи жестокий инструмент палача. – Времени нет! Щас писец придёт!

      А писец, как обычно, подкрался незаметно!

      – Военно-революционный трибунал 18 роты 4 батальона военного училища приговаривает курсанта второго курса Кр-р-р! – начал я скороговорку. И тут же осёкся, глянув на курсанта Джубгашвили.

      Позади растяпы-дневального как раз и материализовался страшный нежданный ночной писец.

      Писец имел погоны подполковника и красную повязку помдежа (помощника дежурного по училищу).

      – Хенде хох! – лязгнув затвором табельного ПээМ, по-немецки заорал подполковник. И ткнул стволом в мою сторону.

      «А! Его жена преподаёт нам немецкий!» – вспомнил я, выпуская из рук скальпельное орудие и поднимая руки.

      – Фамилия! – нервно крикнул помдеж, переводя дуло пистолета с одного моего ассистента