Песни о Родине. Михаил Зив

я тут и, знаешь, буду.

      Долог мира пересуд,

      Не обязывает к чуду

      Шепот всяческих приблуд,

      Но ведь переиздадут

      Нас как раз по пересуду

      К блюду будущих зануд.

      «А гора совмещается ночью с горой…»

      А гора совмещается ночью с горой,

      Не имея названья, лишь общность касательств,

      И на этот на шорох и пущен герой,

      Оснащен доминантой своих обстоятельств.

      А пусть эта гора обзывается так,

      А вот эта страна называется эдак.

      Нам о правде пророк сообщить не мастак,

      Потому что с рожденья живут напоследок.

      О природе твоей и своей не скажу.

      О природе вообще – так не я один слышу,

      Как сквозь длинное «му-у» резонерствует «жжу-у»

      Муэдзин с указательной на небо крыши.

      И растет в огороде бессонный редис,

      И незряче планета придвинута близко,

      Можно только во тьме указать на регистр

      И с неточной реальностью быть в переписке.

      И бормочет прибой, что совсем не прибой,

      И таращит в прибор голословное око,

      А безвестный герой потому и герой,

      Что за целью спешит, исчезая далеко.

      «Улисс бежит за тридевять земель…»

      Улисс бежит за тридевять земель.

      Не овдовеешь к завтрашней зиме ль?

      А налицо – лишь моря треволненья.

      Америки мелькнула полоса?

      Нет у ватаги собственного мненья.

      Все удаляются… Почти не слышно пенья…

      Им вечность наполняет паруса?

      Не чу, где потеряю, где найду.

      Кругом дудят в подсобную дуду

      Сто сотен лет, по мне – да хоть бы тысяч!

      Всех высечь поименно и в бреду

      Нельзя никак. Лишь ласково: и ты, сечь?

      А кто он есть, позорный индивид?

      Зачем нутро заносчиво болит,

      Или он общей пайке не обучен?

      Какой особой целью даровит?

      Отлынивает дядя от уключин?

      Пожалуйста, и я мозолил перст.

      Там ус посасывал, здесь гладить стану пейс.

      Уносит всех – я тем же метром смерен.

      Дурачит шторм – кромешный полтергейст!

      Не буду же артачиться, не мерин.

      Родившись, человек не помнит, что спросил,

      Но силится. О, мне б хоть пару сил —

      Не лошадиных – личных, человечьих,

      Где все поднаторели на увечьях,

      Но вдаль плывут и пьют свой пертусин.

      Как всмотришься, и я там парусил —

      В далеких, окликаемых, овечьих.

      «В былое память окунем…»

       В былое память окунем

       Довольным окунем, но дьявол:

       «Ну как вы ходите конем? —

       Вскричит. – ведь это не ладья вам!»

       Мы всё-то делали не так

       И клятвы сыпали, частя, но —

       Поныне шепчут в даль Итак,

       Черствея зренья челюстями.

       А это чавкает прибой,

       На месте ходит, средь лиан гол,

       Но где же тот, немой – любой

       Не загорелый явью ангел,

       Смотритель