Песни о Родине. Михаил Зив

разной ветке притулись-ка,

      Каждой птице потакай,

      Жамкай всякие ладони,

      Чуждый храм – и он для птах.

      А у всех печаль по доне,

      Носят хлопоты во ртах.

      И не важно, где ты соткан

      И каких ты сидень хат:

      Все приписаны к подлодкам —

      Весла черствые в обхват.

      На закате

      Да, видимо, простаивая зря,

      Над нами путешествует заря,

      Близ нашенских слоняется околиц.

      Какой объем внутри календаря!

      Уже во мгле не видно далеко лиц.

      Кто очарован собственной судьбой,

      Кто дует в подвернувшийся гобой,

      Кто пашет оземь шапкой трудной жатвы,

      А жить поставлен каждый на убой,

      Так что, не состоялись в променад вы?

      Ну да, преувеличенный закат.

      Горят пиццерии ввиду людских зарплат.

      Вдоль набережной толпы проходимцев

      По времени – все шепотом не спят,

      И пальцы заняты предчувствием гостинцев.

      Случится что? Комета? Шторм? Война?

      Бесшумно кувыркается волна,

      Наглядно окантовывая сушу.

      История в мгновенье сведена

      И частным образом нашептывает в уши.

      Шевелится неясный ветерок,

      А море же в отсутствие дорог

      Не ведает, куда ему катиться,

      Мостится к нам, вбирает этот срок,

      Но полностью не может поместиться.

      Блошиный рынок в Яффе

       Вступает в пренья с дрозофилой

       Базар арбузною бузой.

       Плюется речью-бузиной

       Торгаш, исчадье русофилу,

       Колючим ртом Мафусаила

       Бубнит суфлерствующий зной.

       Кругом свинячится фалафель

       С губы резиновой разинь,

       Над крышей блеет муэдзин,

       Интересуясь: все тут в Яффе ль?

       А дышишь, будто в батискафе, —

       Никак не веет баргузин.

       Гремит, зудит блошиный рынок,

       А данность – всяко с потолка:

       Блеск янычарского клинка

       Наполз – в безвинности поспи, наг! —

       На стулья венские без спинок,

       А помнит поскрип волоска,

       С задка ласкавший сарацинок

       Или гяуров – с кадыка.

       Кувшины, выпятив бока,

       Чтоб джинн резвиться от души мог,

       Внутри танцуя гопака,

       Где в недрах вряд ли щирых крынок

       Сидят на корточках века,

       Толкуя о лодчонке Ноя.

       Среди поддельной мишуры

       Несамолетные ковры

       Умело вводят в паранойю.

       Люблю кидалово земное,

       А неземное – вне игры.

      И, пролонгируя безумье,

      За рынком – парусом в грозу ль? —

      Плывет мечеть – глаза разуй,

      Свои глазури и глазуньи, —

      Ненаказуема везунья!

      Внедряет в пыльную лазурь.

      И рядом – башня Часовая,

      А кверху – улица Яффет

      На гору тащит свой лафет

      И солнцем бьет, что в очи – свая,

      Петляет, будто Чусовая,

      В